Никто нигде. Удивительная автобиография аутичной девочки

Я снова достала ящик со своими «сокровищами», извлекла оттуда пуговицы, колокольчики, обрывки кружев. День за днем часами сидела над ними, раскладывала по категориям, а затем снова перемешивала. Я наслаждалась свободой быть собой. Наконец-то я была дома, в теле, которое ощущала своим. Больше я не стану причинять себе боль – и никому другому не позволю. Не позволю на меня давить и заставлять делать то, что мне не по душе. Пока не научусь этому сама, меня будет поддерживать Уилли. А Кэрол будет беззаботно болтать там, где нужно – опять-таки, пока я сама не освою искусство непринужденного общения. Я знала, что постепенно мои «персонажи» померкнут, но к тому времени их сменят настоящие живые друзья, обретенные в «их мире». А пока этого не произошло, Пес-Попутчик будет со мной. Из защитника Пес-Попутчик постепенно превращался в спутника и друга, а я принимала на себя двойную роль подруги и заботливой хозяйки. Война с «их миром» окончилась. Без победителей, без побежденных. Окончилась заключением мира.

Книга подошла к концу; теперь я знала, как называются те проблемы, с которыми я сражалась, стремясь преодолеть их и понять. Ярлык «аутизм» был полезен мне тем, что помог простить за то, какой я была, и себя, и свою семью. Рассматривая старые фото, я обнаружила, что избегала смотреть на людей тремя способами. Один – смотреть прямо сквозь человека. Второй – отворачиваться и смотреть на что-то еще. Третий способ – один глаз пустым взглядом смотрит вперед, другой скошен к переносице. В результате все, что я видела перед собой, расплывалось в тумане. Разложив перед собой старые фотографии, я ясно увидела, как далеко в глубь времени уходят мои проблемы.

Среди них было несколько фотографий именно с таким взглядом: взглядом, который словно делил мое лицо надвое – и какое-то внимание к фотографу отражалось лишь на одной его половине. Фотографии эти были сделаны в разные годы разными людьми. Поразил меня мой возраст на самой ранней из них. На этом фото я сидела на детском стульчике. Должно быть, мне было несколько месяцев отроду – точно не больше четырех. Потом выяснилось, что эту фотографию сделал мой дядя, когда мне было всего несколько недель. Но выражение лица было ни с чем не спутать – особенно в сравнении с последующими снимками такого же рода. Один глаз был скошен внутрь – и эта сторона лица улыбалась. Другой напряженно смотрел в пустоту – и эта сторона лица была безжизненной и пустой.

Я хотела познакомиться с другими аутичными людьми, о которых уже столько слышала, – и с удивлением узнала, что их очень немного, и все они живут в разных местах, разбросанные по стране и по миру. К еще более немногочисленной категории относилась я сама. Я стала «высокофункциональной». И все же мне нужно было увидеть других. Лишь встретившись с другими, оставшимися на той стороне общества, могла я понять, где мое собственное место. Я познакомилась с миром так называемых «нормальных» людей – людей, одной из которых так хотела стать. Теперь настало время познакомиться с людьми, запертыми там, откуда я пришла и где – в какой-то мере – все еще оставалась.

Рядом с крупной неторопливой женщиной по имени Кэт мне было более или менее спокойно. Говорила Кэт медленно, ровно и отчетливо – за ее речью легко было следить. У нее были длинные прямые седые волосы и внимательный взгляд; я чувствовала, что она мне рада, однако ничто в ее поведении не было навязчивым и не смущало.

У нее был аутичный сын, мой ровесник. Когда я впервые его увидела, он перебирал цветные бусины. Я не стремилась к тому, чтобы он со мной здоровался или спрашивал, как я поживаю. Все эти слова предназначены для тех, кто хочет переселиться в «их мир» – а Перри, сын Кэт, этого явно не хотел.

Я села на пол рядом с ним, зачерпнула горсть цветных пуговиц и стекляшек. Разложила их на группы, а затем, не говоря ни слова и не глядя в сторону Перри, протянула одну группу стекляшек туда, где он играл со своими бусинами, и высыпала на пол. Перри подобрал их, протянул руку и положил рядом со мной. Я вспомнила, как сама впервые начала общаться, повторяя действия других; однако теперь здесь не было никого, кто бы заявил, что такой способ общения недостаточно хорош. Некоторое время мы передавали друг другу стекляшки, а затем изменили игру. У меня был с собой колокольчик: я звонила в него и бросала, чтобы Перри его поймал. Как и прежде, Перри повторял мои действия, но теперь с одним отличием: ловя колокольчик, он начал издавать звуки. Я делала то же, что и он; мы звонили в колокольчик и перебрасывали его туда-сюда все быстрее и быстрее, все более явно обращаясь друг к другу.

Я пересела подальше и стала раскладывать пуговицы рядами по цвету и размеру. Перри подошел, присмотрелся, начал брать из кучки пуговицы и класть в те ряды, куда они подходили. И не глядя на него, я прекрасно понимала, что он делает и что это для него значит. Раньше эти «игры» были моими. Теперь я понимала: такие «игры» свойственны людям с аутизмом.