Никто об этом не узнает

Ренат с тоской взглянул на дверь. Макс, уходя, хлопнул ею от души. Но он вообще псих. Впрочем, может, псих и не совсем подходящее слово, все-таки понимает он правильно и реагирует адекватно, только вот часто слишком бурно. Где можно, в принципе, стерпеть — он все равно лезет в бутылку. Ну и берегов не знает, прет до последнего безрассудно. Это всегда и восхищало Рената, и одновременно бесило. Восхищало — потому что сам он так не мог, не умел. Пасовал чуть что. Не то чтобы совсем уж робел, но отстаивать свою позицию с таким вот напором духу не хватало.

Так, ну или почти так, смелел Ренат только под кайфом. Тогда — да, тогда — море по колено. Или вообще на все плевать. А вот «чистый» он — увы и ах. Таким он себе не очень нравился.

Однако Макс умудрялся одним своим присутствием вселять в него уверенность в себя. Эта его безбашенность была настолько заразительна, что и Ренат, если они вместе, мог ворочать горы. И это-то как раз его и бесило. Ну кому понравится быть настолько ведомым, настолько внушаемым? Очень раздражала, и причем со временем все чаще, эта его роль второй скрипки. Сам по себе он для всех как будто никто, всего лишь друг Макса. С ним считались только поэтому. Это ли не обидно?

Раньше он не особо над этим задумывался, тянулся к нему, соглашался быть в тени. А вот теперь — нет, достало. И вроде как ничего тут не поделаешь. Не рвать же многолетнюю дружбу. Тем более тогда он из «друга Макса» наверняка станет сразу просто никем. Но раздражение крепло, зудело, с каждым днем все больше и больше.

И слова Шилова «догоняй своего хозяина» ударили настолько точно в цель, что Ренат на миг остолбенел.

На самом деле ему даже хотелось пойти вслед за Максом. Без него весь кураж сразу исчез. Да и вообще, спор этот правда какой-то дурной. Но тогда он навсегда распишется в собственном бессилии, в бесхребетности, в полной зависимости от Явницкого. А после такого вызова его еще и считать наверняка будут не просто другом, а вассалом, подобострастным прислужником. Да еще и сыкло…

Вот сам Явницкий мог себе позволить уйти, когда ему что-то не нравилось, и никто не сказал бы — слился. А Ренат, если он уйдет, все сочтут, что помчался за «хозяином». Макс этого не понимал, не хотел понимать.

— Ну что, Мансуров, готов рискнуть или сольешься? — не отступал Стас.

Ренат нерешительно взглянул на Кирилла, на Лужина. Те молча пожали плечами, но, судя по лицам, оба явно не желали уступать.

— Ну и кто тогда из нас боится? Кто трепло? — презрительно скривился Стас. — Или ты в себе не уверен?

— Ты за меня не волнуйся, — вдруг с вызовом ответил Ренат. — Что ты предлагаешь?

— Предлагаю забиться: кто из нас двоих первым чпокнет доярку, скажем, за три недели от сегодняшнего дня. Но только никакого насилия. Она сама должна согласиться, иначе незачет.

— Почему именно три недели?

— Цейтнот обостряет ощущения, — осклабился Стас. — И если б я спорил с Явницким, то срок бы выставил не больше недели. Это для тебя такая поблажка. Но еще раз повторяю: с ее стороны все должно быть добровольно. Сама пришла, сама отдалась…

— Да понял я. Я не понял, как ты проверять будешь. Например, скажу тебе через неделю, что я ее чпокнул, а сам даже не подходил к ней…

— Не-не-не! Скажу — не скажу тут вообще не катит. Только реальный пруф! Либо съемка онлайн, либо свидетели. Ну так что, Мансуров, готов покорять колхоз?

— Было бы что там покорять, — буркнул Ренат.

— Ну все тогда, забились. У нас с тобой есть три недели.

— А нет мысли, что Явницкий-старший, если узнает, устроит нам армагедцец?

— Пфф, — хмыкнул Стас. — Во-первых, откуда он узнает? Она ему, что ли, прибежит и расскажет: «Ах, папа, я отдалась негодяю»? А во-вторых, помнится, говорили, что батя на нее класть хотел, лишь бы пресса угомонилась. И Явницкий этого не отрицал. И вообще, что-то вас не сильно этот момент тревожил, когда сами ее гнобили. Так что, Мансуров, отмазка так себе. Скажи лучше, что реально очкуешь.

— Да не дождешься, — хорохорился Ренат. Не накурись он урок назад, наверняка покорно шлепал бы сейчас за Максом, но сейчас взыграла кровь. — Давай.

— Мансуров, растешь на глазах, — удивленно и одобрительно протянул Шилов. — Ну, о’кей. Пацаны, все слышали? О! Самое главное чуть не забыл. Пари-то на желание.

— Какое еще желание? — нахмурился Ренат.

— Ну а ты как хотел? За просто так я метать бисер перед свиньями не собираюсь. Должен быть приз, и приз стоящий. Иначе смысл барахтаться?

Стас хитро прищурился.

— В общем, тот, кто проиграет… м-м… на следующий же день прям с утра в классе при всех встанет перед победившим на колени и… поцелует ботинок.

— Ты, Шило, и впрямь больной! — охнул Мансуров.

— А ты как хотел? Прокукарекать или Аллочку послать? Оставь эти забавы для детского сада. У нас серьезный спор, так что и на кону должно стоять что-то реально приятное. Раз уж придется притворятся перед этой дояркой, да еще у всех на глазах, так хоть пусть компенсация будет достойной.

Все уставились на него выжидающе. И яснее ясного — свернет сейчас и потом не отмоешься. На всю школу прозвонят треплом и трусом.