Нью-Йоркские Чайки

         – Иди сюда, мой родной, – Эстер поправила на голове подошедшего Мойше ермолку и, видя, что сын не хочет уходить, уложила его на свои широкие бедра. – Все будет нормально, мой хороший, не переживай. Мы останемся в Sea Gate. Ребе поговорил с хозяином дома, мы можем не платить за квартиру целых три месяца, пока я не начну работать. Или ты хочешь вернуться в Денвер? Скучаешь по сестре Пэм? Я тоже скучаю по ней. Но она сюда к нам ехать не хочет. А у твоего папочки там новая герлфренд...  

         Она гладила сына, а Мойше заворожено смотрел на Осипа, вернее, на чудный корабль в его руках. Черный флаг с черепом и костями, пушки в амбразурах, пираты в трюме.

         – Родители Джеффа, эти сраные профессора, так и не приехали из своего Кентукки на похороны, – сказала Эстер. 

         В общем, она уже не выглядела убитой горем, как несколько дней назад. Первые дни траура – Шивы – миновали, унося шок от внезапной смерти мужа. Теперь Эстер даже иногда улыбалась, хотя еще легко пускала слезу. Она была не удручена, а, скорее, растеряна, пока не знала, как  приспособиться к новой ситуации, к своему положению вдовы.   

         – Да... Печально... Так доподлинно и неизвестно, отчего он умер? – спросил Осип, присаживаясь на стул, и тут же мысленно укорил себя за этот вопрос.    

         О причине смерти Джеффри было известно всем в Sea Gate, кого это интересовало. Но, дабы не бросать лишнюю тень на умершего и, скрывая свой стыд, Эстер говорила всем якобы об обширном инфаркте. И эта фальшь привносила в траур оттенок фарса. Как, впрочем, не вязалось и слово «смерть» с фотографией влюбленного в жизнь симпатяги Джеффа.  

         – Кто же будет долго разбираться в смерти обычного наркомана? – сказала она  без обиняков. Видимо, эта ложь уже тяготила ее саму. – Это ведь не убийство, а обычный наркотический овердоз. Копы осмотрели иешиву, правда, не нашли там ни шприцов, ни пакетов от наркотиков. Составили протокол. На этом следствие и закончилось. Сегодня получила из морга бумагу с результатами экспертизы. У него, кроме героина, в крови обнаружили и барбитураты, и еще какую-то дрянь, не помню названия, – она кивнула в сторону трюмо с завешенным простыней зеркалом, где лежали распечатанные конверты. – Я, конечно, догадываюсь, кто ему помог уйти на тот свет, – с некоторой осторожностью, и не без любопытства, Эстер посмотрела на Осипа. – Я проверила его мобильник, кому он звонил в тот день. Знаешь, кому он сделал свои последние звонки?            

         – Кому? – спросил он тихо. 

         – Ты же сам знаешь, зачем притворяешься? Он, правда, изменил ее имя, в его мобильнике она названа «Friend». Хороший друг, преданный. Я знаю, что они встречались несколько раз, мне студенты иешивы докладывали. А накануне его смерти из моего кошелька пропали пятьдесят долларов... Ах, я же видела, что с ним в последнее время творится что-то неладное. Видела и не уберегла!.. – она вытерла набежавшие слезы, но быстро овладела собой. – Теперь телефон того «друга» отключен. Я заходила к ней несколько раз домой, хотела плюнуть ей в бесстыжие глаза, но она не открыла дверь. Шлюха! Сколько из-за нее бед! – метнув злой взгляд на Осипа, Эстер покрепче прижала Мойше к себе.  

         – Я тут корабль принес... – промолвил Осип. 

         Досадуя, но и радуясь в душе, что прямых улик против Стеллы нет, и вообще, все это – грязные сплетни, Осип сделал шаг, протягивая Мойше корабль. Уже жалел, что зашел сюда. Нечего ему тут делать. Эстер сама не углядела своего мужа, теперь ищет виновных.

         – Я поговорил с Арсэни, наказал его. Он больше не будет тебя бить и обзывать не будет, – пообещал он Мойше неестественно слащавым, сюсюкающим тоном.

         В дверь постучали.

         – Кто там? 

         В квартиру вошли два молодых хасида лет двадцати пяти, с вьющимися, как лианы, пейсами из-под меховых шляп, в атласных новых халатах. Читать Кадиш по умершему.

         В комнате стояла невысокая кафедра под черной накидкой. Пришедшие перебросились несколькими словами с Эстер, перемежая английский язык со специфическими словами из иврита. До уха Осипа долетели обрывки непонятных ивритских слов, с их глубокими гортанными и мягкими шипящими: «вааш-ев», «авраг-хам».

         Один из хасидов, как Осипу показалось, улыбался, вернее, старался прятать улыбку, но какое-то самодовольство сочилось из его глаз. Пока он зажигал свечку, другой положил на кафедру перед собой молитвенник, стал искать нужную страницу. Все это проделывали с напускной деловитостью, словно желая показать, что чья-то смерть для них привычна, что они имеют уже достаточно опыта в отправлении соответствующего обряда.    

         – Бери, он твой. Бери же! – присев на корточки, Осип тем временем протянул Мойше корабль. Заодно пригляделся, нет ли на лице ребенка синяков или свежих царапин.

         Мальчик смотрел на него, не зная, как быть. 

         – А пошли к нам на часок, а? – предложил Осип вдруг.

         Он смотрел на Мойше, в его большие черные глаза. Страшная мысль неожиданно поразила его: этот несчастный Мойше, грязнуля и недотепа, в тайниках еврейской души Осипу очень близок и дорог. Не менее дорог, чем его родной Арсений...