Нюансеры

На каждом шагу перед незваным гостем возникали, словно проявляющиеся фотокарточки, пыльные балки, подпорки и распорки. Верёвки с заскорузлым тряпьём. Ржавый крюк, торчавший из потолка, едва не выколол глаз, сорвал шапку с головы. Клёст долго шарил под ногами, пока нашёл пропажу. С полом дело обстояло ничуть не лучше. Доски стонали блудницами, прогибались под ногами. Если на первых шагах пол хотя бы притворялся полом, то дальше началось форменное безобразие. Удивительные конструкции – пародии на строительные леса – шершавые кубы из дерева, наклонные пандусы… В итоге Клёст не столько двигался вперёд, к мутному свету слухового окна, сколько карабкался, лавировал, пригибался, протискивался, перебирался через препятствия, пытался обогнуть их, с трудом удерживая равновесие и всякий раз выбирая место, куда поставить ногу без вреда для себя.

И холодно, холодно, холодно!

Пространство чердака оказалось гораздо обширнее, чем представлялось поначалу. Не чердак – театральная сцена, сплошь загромождённая угловатыми декорациями. За Мишиными неуклюжими передвижениями следили зрители – полный зал публики, натуральный аншлаг. Бледные лица в тёмных рядах партера сливались в единую колышущуюся массу без имён, фамилий и особых примет.

Как же холодно!

На сцене Миша тоже был не один. Кругом роились призрачные тени. Меж кубами и балками с неприятным шорохом шастали тёмные во всех смыслах личности. Более всего они походили на злобных карлов из сказок. К Мише карлы не приближались, призраки – тоже. Зрители в зале сидели тише мыши, ни жестом, ни словом не вмешиваясь в происходящее. Очень скоро Клёст перестал обращать на них внимание. Шастают? смотрят? ему-то какое дело?! Такие, выходит, чердаки в губернском городе Х. На каждом своё представление. Забрался? Будь добр, участвуй. Главное – благополучно добраться до финала пьесы. Поставить в ней жирную свинцовую точку из «француза».

Путь до слухового окна занял целую вечность.

Не окно – люк. Почему-то мутно-прозрачный. Засов приржавел, заел, но Миша с ним справился. Не с такими запорами справлялся Миша Клёст! В лицо ударил порыв морозного ветра. Улыбнувшись ему, как старому знакомому, Клёст полез на крышу.

Шишел-Мышел…

* * *

Паук, размышлял Алексеев. Кот.

Стеклянная дверь.

Эрнесто Росси.

Росси, если судить строгими законами логики, был здесь вообще ни при чём. И всё же… Мал ростом, вспоминал Алексеев. С отвислым брюшком. Крашеные усы, широкие крестьянские ладони. Лицо в морщинах. С этими данными, уже старик, Росси играл Ромео. Он и не пытался изображать юношу, но как он рисовал внутренний образ! Нюанс за нюансом, подробность за подробностью… Это была не игра, это была откровенная дерзость. В сцене у монаха Ромео катался по полу от боли и отчаяния. Ромео? Юный Монтекки?! Катался старик с круглым брюхом, и ни одна сволочь в зале не рискнула засмеяться!

Мы молчали, любовались и утирали слёзы.

Если нюансы казались Росси незначительными, он ими пренебрегал. Банальный оперный костюм. Плохо наклеенная борода. Мало интересный грим. Но всё, что Росси видел значащим, необходимым… Владение голосом. Необыкновенная четкость дикции. Правильность интонаций. Пластика, доведенная до такого совершенства, что она стала второй природой. Незаметно, спокойно, последовательно, шаг за шагом, точно по ступеням душевной лестницы, Росси подводил зал к кульминации. Но там он не давал публике последнего стихийного удара могучего темперамента, который творит чудо в умах и душах зрителей. Точно щадя себя как актера, он уходил на простой пафос или на гастрольный трюк, зная, что мы этого даже не заметим, так как сами докончим начатое им и пойдем ввысь от данного толчка по инерции, одни, без него.

Я играл Отелло, думал Алексеев, и Росси пришёл на спектакль. Аплодировал, но за кулисы не явился. Передал, что зовёт меня в гости. Я приехал и услышал вместо вожделенных комплиментов:

«Все эти побрякушки нужны там, где нет актера. Красивый широкий костюм хорошо прикрывает убогое тело, внутри которого не бьется артистическое сердце. Он нужен для бездарностей, но вы в этом не нуждаетесь. Бог дал вам всё для сцены, для шекспировского репертуара. Теперь дело за вами. Нужно искусство…»

Я заледенел, вспомнил Алексеев. Лучше бы он меня ударил.

«Оно придет, конечно, – подсластил пилюлю Росси. – Да, я полагаю, что оно придёт, рано или поздно…»

«Но где учиться искусству? Как, у кого?»

«Если рядом с вами нет великого мастера, которому можно довериться, я могу рекомендовать только одного учителя.»

«Кого же? Кто это?!»

«Вы сами.»

И Росси сделал знакомый жест из роли Кина.