Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1)

— Нас продают, продают, как турчанок, — продолжала девушка. — И вся разница в том, что наш властелин не может иметь больше одной черкешенки зараз. Нет, мы не свободные люди. Я ношу зеленый билетик и жду, когда за мной придет покупатель. Но чем больше я думаю о нашем рабстве, тем больше им возмущаюсь. Почему эта бедная девушка, что выходит за моего брата, не взбунтуется и не убежит? Если б кто-нибудь был мне дороже всей этой светской суеты, почета, богатства, особняков и титулов — я бы все бросила и уехала с ним; только все это мне дороже. И куда я пойду, дочь своих родителей? Ведь я принадлежу обществу, как все наше семейство. Это вы воспитали нас, и вы за нас в ответе. И почему нет у нас монастырей, куда можно было бы скрыться! Вы сыскали мне хорошую партию, раздобыли прекрасного мужа, не слишком умного, но доброго, очень доброго; хотите сделать меня, как говорится, счастливой, а я предпочла бы ходить за плугом, как здешние женщины.

— За плугом ты ходить не станешь, Этель, — сухо ответила бабушка. — Все это детская болтовня. Дождь испортит тебе лицо, через час ты уже будешь без сил и вернешься домой позавтракать: ты принадлежишь своему кругу, милочка, и ничем не лучше других — хорошенькая, как ты это отлично знаешь, но довольно строптивая. Счастье еще, что у Кью такой добрый нрав. Уймись хотя бы до свадьбы — не всякий день красивой девушке выпадает такая удача. Ты его отослала, и он ушел, испуганный твоим бессердечием, и сейчас если не играет в рулетку или на бильярде, то, верно, размышляет о том, какая ты несносная маленькая ведьма, и что, может быть, лучше, пока не поздно, остановиться. Твой бедный дед до свадьбы и не подозревал, что я с характером. Потом, другое дело. Нам всем полезны испытания, и он выдержал свое с ангельской кротостью.

Леди Кью тоже на этот раз выказывала удивительное благодушие. И она умела, когда нужно, обуздать свой нрав, и, поскольку всем сердцем хотела этой свадьбы, предпочитала улещивать и задабривать внучку, а не бранить ее и запугивать.

— Что вы так стараетесь об этом браке, бабушка? — спросила Этель. — Кузен мой не слишком влюблен, по крайней мере, мне так кажется, — добавила она, покраснев. — Лорд Кью, будем говорить прямо, не проявляет особой пылкости, и, думается, предложи вы ему ждать еще пять лет, охотно бы согласился. Почему же вы так спешите?

— Почему, моя милая? Да потому что девицам, которые мечтают работать в поле, надо ворошить сено, пока солнце светит; потому что Кью, мне думается, пришло время остепениться; потому что он, без сомнения, будет лучшим из мужей, а Этель — прелестнейшей из графинь в Англии. — И старая леди, обычно отнюдь не склонная к нежностям, поглядела на внучку с откровенной любовью. Этель перевела глаза на зеркало, и, наверное, его блестящая поверхность подтвердила ей слова старухи. Так стоит ли нам бранить девушку за то, что она залюбовалась своим ослепительным отражением, за то, что она сознавала эту приятную истину и наслаждалась своим триумфом?

Лучше оставим ей ее долю юного тщеславия, желания повелевать и принимать поклонение. А между тем рисунки мистера Клайва потрескивали у ее ног в камине, и никто не заметил, как угасла последняя искра этого неяркого пламени.

Глава XXXIII

Леди Кью на конгрессе