Нюрнберг вне стенограмм

Как бы то ни было, Папен, Шахт и Фриче – теперь в статусе не подсудимых, а свободных людей, – получив в подарок от полковника Эндрюса по апельсину (заключенным фрукты не полагались), отправились в свои камеры. Но лишь для того, чтобы собрать свои вещи: теперь они не могли находиться рядом с теми, кто получил приговоры, и им были выделены комнаты-камеры на 3-м этаже здания. В принципе они могли покинуть тюрьму Дворца юстиции в любой момент, но им было страшно, и поэтому им разрешили провести здесь, под охраной американских солдат, еще некоторое время. Последующие события описал в своем «Нюрнбергском дневнике» штатный психолог Густав Гилберт. Чтобы не заниматься пересказом, просто процитируем его записи:

«У Фриче налицо были симптомы самого настоящего нервного срыва – он был просто оглушен и настолько измотан событиями этих двух дней, что даже чуть было не свалился в обморок от накатившего на него приступа сильнейшего головокружения.

– Я дошел до ручки, – прошептал он мне, – поверить не могу, что выйду отсюда! Как и в то, что меня снова не отправят в Россию! Я уже ни на что не надеялся!

Папен был в приподнятом настроении, он явно не ожидал такого исхода:

– Надеяться – я, конечно, надеялся, но, честно говоря, не ожидал такого исхода.

И тут он извлек из кармана апельсин, который решил придержать после обеда, и в приливе чувств попросил меня передать его Нейрату. Фриче попросил меня отдать его апельсин Шираху. Шахт решил вкусить свой десерт сам. […]

Трем оправданным торжествовать было рано – свобода оставалась для них понятием символическим. Едва прозвучали оправдательные приговоры, как немецкие гражданские власти объявили, что все трое будут арестованы и преданы суду за преступления перед немецким народом. Полиция Нюрнберга взяла Дворец юстиции в плотное кольцо на тот случай, чтобы сразу арестовать Фриче, Папена и Шахта, как только те попытаются покинуть здание.

Трое суток по своему желанию оправданные Трибуналом оставались в тюрьме, страшась предстать перед своим собственным народом. Папен заявил:

– Я как загнанная дичь! Они должны оставить меня в покое!

Фриче в отчаянии попросил у меня дать ему пистолет на случай, если не выдержит мук.

Наконец глубокой ночью они все же отважились покинуть здание тюрьмы»[147].

Обратимся теперь к фактам биографий троих освобожденных и посмотрим, что ожидало их за дверями Дворца юстиции.

Через несколько дней после выхода из Нюрнбергской тюрьмы Ялмар Шахт был задержан немецкими властями по ордеру, выданному правительством земли Баден – Вюртемберг. Власти посчитали, что человек, занимавший в Третьем рейхе посты президента Имперского банка, имперского министра экономики и генерального уполномоченного по военной экономике, как минимум, должен пройти процесс денацификации. Его дело было рассмотрено в апреле 1947 года Палатой по денацификации Штутгарта, и он, в соответствии с Законом о денацификации, был отнесен к «главным преступникам», приговорен к 8 годам лагерей и отправлен отбывать наказание в лагерь под Людвигсбургом. Возмущению Шахта, которого оправдал самый авторитетный Трибунал, не было предела: тем более что виновным его признал не какой-то «оккупационный», а чисто немецкий суд. Еще на Нюрнбергском процессе он заявил: «Это я первым увидел в Гитлере преступника! А свою первую попытку спихнуть его я предпринял еще в 1938 году». Он подал апелляцию, Палата по денацификации Людвигсбурга оправдала финансиста, и 2 сентября 1948 года он был освобожден, как человек, с которого сняты обвинения (Entlasteter) – уже в третий раз в своей жизни.

После освобождения Шахт занялся тем, что знал лучше всего, – вернулся в банковскую сферу. В 1953 году он основал и возглавил Deutsche Außenhandelsbank Schacht und Co

(«Германский внешнеторговый банк Шахт и Ко») в Дюссельдорфе. Кроме того, колоссальный опыт Шахта, а также его несомненные таланты финансиста пользовались большим спросом в послевоенном мире. Его приглашали для консультаций в страны Африки, Ближнего Востока, Латинской Америки и Юго-Восточной Азии, надеявшиеся, что финансовый чародей Третьего рейха поможет и им совершить экономическое чудо и – как помог Веймарской Германии – справиться с галопирующей инфляцией. Особенно большую активность в привлечении Шахта проявляли Бразилия и Индонезия. Своих принципов он, в общем, не менял и всегда последовательно выступал противником необоснованного увеличения государственного долга. В 1963 году – в 86 лет – он оставил работу в банке и вскоре стал членом Общества свободной журналистики (Gesellschaft für freie Publizistik) – ассоциации праворадикальной, а по мнению Ведомства по охране конституции, так и вообще правоэкстремистской и близкой к неофашистской Национал-демократической партии Германии (NPD).

Ялмар Шахт (в центре) на пресс-конференции после оправдания на процессе