Ночь наслаждений

Она прикрыла глаза.

– Да, – выдавила она наконец. – Я хотела вас.

Ему хотелось снова перебить ее, напомнить, что она по-прежнему его хочет, что это никогда не останется в прошлом.

– Но я не могу получить вас, – заключила Энн спокойно, – и из-за этого вы никогда не получите меня.

И тут, к своему полнейшему изумлению, Дэниел спросил:

– А что, если я женюсь на вас?

Энн уставилась на него. Сначала потрясенно. Потом в ужасе, поскольку сам он выглядел безмерно удивленным, и она была совершенно уверена, что если бы можно было взять назад эти слова, то он так бы и сделал. Причем со всей поспешностью.

Правда, и она не знала, что сказать от удивления.

Но его вопрос – Энн не могла думать об этом как о предложении – повис в воздухе. Оба смотрели друг на друга, не двигаясь, пока наконец она поняла, что это не шутки. Энн подскочила и стала пятиться, пока между ними не оказалось то кресло, в котором она только что сидела.

– Вы не можете! – выпалила она.

– Почему нет? – вскинулся Дэниел с видом, будто ему только что бросили вызов.

– Просто не можете! – отпарировала она, дергая за простыню, застрявшую в щелке кресла. – И следует это знать. Ради всего святого, вы граф! Вы не можете жениться на ничтожестве.

Особенно на ничтожестве с фальшивым именем.

– Я могу жениться на ком хочу, черт побери!

О ради бога! Теперь он выглядел трехлетним мальчишкой, у которого отняли игрушку. Неужели он не понимает, что она не может выйти за него? Пусть он тешит себя иллюзиями, но Энн никогда не будет столь же наивна. Особенно после разговора с леди Плейнсуорт вчерашним вечером.

– Вы глупы, – сказала она, снова дергая за проклятую простыню. Боже милостивый, неужели это так много – всего лишь хотеть освободиться? – И непрактичны. И более того, вы даже не хотите жениться. Вы просто хотите затащить меня в постель!

Дэниел отпрянул, явно рассерженный таким заявлением. Но ничего не возразил.

Энн нетерпеливо вздохнула. Она вовсе не хотела оскорбить его, и ему следовало бы это понять.

– Не думаю, что вы намерены соблазнить и бросить меня, – добавила Энн, потому что, как бы он ни бесил ее, не могла, чтобы он поверил, будто она считает его негодяем. – Я знаю людей подобного сорта, и вы не из таких. Но вряд ли вы собирались предлагать мне руку, и уж, конечно, я не стану ловить вас на слове.

Он прищурился, но не прежде, чем она увидела опасный блеск в его глазах:

– Вообразили, будто лучше меня знаете, о чем я думаю?

– По-моему, вы вообще перестали думать.

Она снова дернула за простыню, на этот раз с такой силой, что едва не опрокинула кресло. А сама Энн едва не оказалась голой.

– Ой, – раздраженно вскрикнула она, желая в эту минуту побить кого-то. При виде Дэниела, молча наблюдавшего за ней, она едва не завопила от ярости. На него, на Джорджа Кервеля, на чертову простыню, которая постоянно путалась в ногах!

– Может, вы уйдете наконец?! – рявкнула она. – Пока кто-нибудь не вошел!

Дэниел улыбнулся, но совершенно незнакомой улыбкой. Холодной, издевательской, увидев которую, Энн почувствовала, как разрывается ее сердце.

– И что тогда будет? Вы одеты в одну простыню. А у меня вид помятый.

– Никто не будет настаивать на женитьбе, – отрезала она. – Это я вам гарантирую. Вы вернетесь к своей веселой жизни, а меня выбросят на улицу без рекомендаций!

Дэниел с кислым видом уставился на нее:

– Полагаю, вы хотите сказать, что таков был мой план с самого начала. Опозорить вас, пока не останется иного выхода, кроме как стать моей любовницей.

– Нет, – коротко сказала она, потому что не станет лгать ему. Особенно в таком разговоре. И уже мягче добавила: – Я бы никогда так о вас не подумала.

Он замолчал, сверля ее глазами. Энн видела, как ему больно. Он не сделал предложения, не сделал по-настоящему, и все-таки она каким-то образом ухитрилась отвергнуть его. И она ненавидела мысль о том, что он страдает. Ненавидела выражение его лица, ненавидела туго сжатые кулаки, и больше всего ненавидела, что больше уже ничего не будет как прежде. Они не будут разговаривать. Не будут смеяться. Не будут целоваться.

Почему она остановила его? Она была в его объятиях, кожа к коже, и хотела его. Хотела его со страстью, на которую, как раньше считала, не была способна. Хотела вобрать его в себя, хотела любить телом, как уже любила сердцем.

Она любила его.

Господи милостивый!

– Энн?

Она не ответила.

Брови Дэниела тревожно сошлись на переносице.

– Энн, с вами все в порядке? Вы побледнели.

С ней не все в порядке. Она даже не была уверена, что с ней когда-нибудь будет все в порядке.

– Все хорошо, – ответила она.

– Энн…

Теперь он выглядел обеспокоенным. Шагнул к ней. Если коснется ее, если хотя бы протянет руку, Энн потеряет решимость.

– Нет! – практически прорычала она, морщась от отвращения при звуках собственного голоса. Ей было больно. Слово причиняло боль. Болело горло, шея, уши. Этот звук ранил и его.

Но она должна сделать это.

– Пожалуйста, не надо. Вам следует оставить меня одну. Это… это…

Она пыталась найти слово.