Ночь нежна

От поросших виноградниками склонов на другом берегу озера вдруг грянул пушечный выстрел; стреляли по сгустившимся тучам, чтобы предотвратить град. Фонари вдоль променада погасли, потом зажглись снова. И сразу вслед за этим стремительно разразилась гроза: сначала дождь хлынул с неба, потом стремительными потоками помчался с гор, шумно бурля в мощеных канавах вдоль дорог; небо грозно потемнело, молнии свирепо чертили на нем замысловатые зигзаги, оно раскалывалось от оглушительных раскатов грома, рваные лохматые тучи неслись по нему с бешеной скоростью. Горы и озеро скрылись во мгле, и только отель горбился, припадая к земле, среди этого грохота, хаоса и тьмы.

Но к тому моменту Дик и Николь уже вбежали в вестибюль, где их в тревоге ждали Бейби Уоррен и семейство Мармора. Так весело было, дрожа, ворваться в помещение, вынырнув из мокрой мглы, хлопнуть дверью, хохотать от бьющих через край чувств и все еще слышать свист ветра в ушах и ощущать прикосновение прилипшей к телу мокрой одежды. Оркестр в бальном зале играл вальс Штрауса, и даже он звучал для них по-особенному – проникновенно и взволнованно.

…Чтобы доктор Дайвер женился на пациентке психиатрической клиники?! Как это могло случиться? С чего все началось?..

– Вы еще вернетесь к нам, после того как переоденетесь? – спросила Бейби Уоррен, пристально оглядев Дика.

– Да мне и переодеться-то не во что, разве что в шорты.

В одолженном плаще устало взбираясь в гору, к своему отелю, он мысленно издевался над собой: «Редкая удача, ничего не скажешь. О Господи! Решили купить ручного врача? Ну уж нет, поищите кого-нибудь у себя в Чикаго». Но, устыдившись собственной черствости, он попытался мысленно оправдаться перед Николь, вспомнив неповторимую свежесть ее юных губ, капельки дождя на ее фарфоровых, матово светящихся щеках – как слезы, пролитые о нем… Около трех часов утра его разбудила тишина, наступившая после грозы, он подошел к окну. Красота Николь клубами тумана плыла по склону горы, шелестящим призраком втекала в комнату сквозь занавески…

На следующее утро он взошел на двухтысячник Роше-де-Ней и был немало удивлен, встретив на тропе вчерашнего кондуктора с фуникулера, который использовал свой выходной для восхождения.

Затем Дик спустился до самого Монтрё, искупался в озере и успел вернуться в отель к обеду. Его ждали две записки.

«Мне не стыдно за вчерашний день, это было лучшее, что со мной когда-либо случалось, и даже если я больше никогда Вас не увижу, мой капитан, я буду счастлива тем, что у меня это было».

Обезоруживающая декларация. Мрачная тень Домлера отступила, когда он вскрыл второй конверт:

Дорогой доктор Дайвер,

я звонила, но не застала Вас. Могу ли я попросить Вас о великом одолжении? Непредвиденные обстоятельства требуют моего возвращения в Париж, и я сэкономлю много времени, если поеду через Лозанну. Поскольку Вы в понедельник возвращаетесь в Цюрих, не согласитесь ли взять с собой Николь и довезти ее до санатория?

Надеюсь, моя просьба Вас не слишком обременит.

Бет Эван Уоррен, сердечно.

Дик пришел в ярость. Мисс Уоррен прекрасно знала, что он приехал сюда на велосипеде, но она составила свое послание в таких выражениях, что отказать было невозможно. Нарочно сводит нас! Родственная забота плюс уорреновские деньги!

Но Дик ошибался, у Бейби Уоррен не было подобных намерений. Она уже оценила его своим практичным взглядом, измерила в соответствии со своими специфическими англофильскими стандартами и признала негодным, даже несмотря на то, что находила весьма соблазнительным. Тем не менее, на ее взгляд, он был чересчур «интеллектуален», и она отвела ему ячейку на полке «бедных снобов», с компанией которых некогда водилась в Лондоне, – слишком уж он «выпячивался», чтобы счесть его правильным кандидатом. В ее представления об аристократизме он явно не вписывался.

А кроме того, он был неподатлив – она не раз замечала, как во время разговора с ней его взгляд вдруг становился отсутствующим и он уходил в себя, – знавала она таких странных людей. Ей и в детстве не нравилась слишком уж свободная и непринужденная манера поведения Николь, а в последнее время она, понятное дело, и вовсе привыкла считать сестру «пропащей», и доктор Дайвер был отнюдь не тем семейным врачом, которого она для нее подыскивала.

Она действительно хотела лишь невинно использовать его как оказию. Но Дик истолковал ее просьбу иначе.