Ночь с 12-го на 13-е

Когда молодая женщина появилась снова — с распущенными, разбросанными по плечам волосами, в шелковом платье, напоминавшем блузу художника тем, что складки спадали вниз подобием водопадного каскада, — она с порога проговорила:

— Петр…

— Да знаю же, знаю! — снова повторил портретист, теперь уже не скрывая раздражения. — Вас тяготит ожидание. Но теперь это вопрос часов. «Мэри Конрад» придет завтра… Чашечку чаю?

Флориана села, помолчала, потом неожиданно взорвалась:

— Сколько раз надо вам говорить, что нет, нет, нет! Сколько раз надо повторять, что я ни-ког-да не пью чай!

Зецкой повозил кистью по мелу, затем погрузил ее в свинцовые белила: он очень любил смешивать краски, даже те, что смешивать было не принято.

— Повторяйте всякий раз, как я вам его предложу! — усмехнулся он. И добавил: — Разомкните губы. Рот должен быть таким, будто я сейчас вас поцелую.

Глава третья

Добравшись до дома 114 по Нанкин-Род, почтальон свернул направо и углубился под сводчатую арку, где было темно и холодно, как в пещере, и это ощущалось особенно сильно, поскольку составляло резкий контраст с оставшейся снаружи гнетущей жарой. Таким образом, почтальон оказался в самом центре обширных владений конторы, принадлежавшей Абоди, Лоуренсу и К° и скромно именовавшейся «Импорт-экспорт». Здесь, отделенная от посетителей длинной деревянной стойкой, трудилась добрая сотня клерков: скрипели перья, трещали пишущие машинки, тревожно и жалобно звучали телефонные звонки, и все это сопровождалось не умолкающим ни на секунду гулом разговоров на всех языках мира.

Почтальон подошел к дежурному в униформе, сидевшему за маленьким столиком у входа, и вывалил перед ним такую огромную кучу писем и пакетов, что после этой операции его вместительная сумка оказалась почти пустой.

— Шестичасовая почта… Пусть господин Чен подпишет вот тут, — сказал почтальон с сильным китайским акцентом, но не допускающим возражения тоном, и ткнул пальцем в раскрытый регистр.

Дежурный отправился за требовавшейся от него подписью, потом, получив ее и отпустив почтальона, приступил к предварительной сортировке корреспонденции, то есть разделил ее на три груды: писем, пакетов и бандеролей.

Минутой позже он уже стучал в застекленную дверь с табличкой «Экспедиция», а чуть позже, проникнув в находившуюся за этой дверью комнату, украшенную географическими картами, выкладывал веером письма перед толстяком, который буквально лежал брюхом на вечерней газете, вычитывая там биржевой курс.

— Шестичасовая почта, господин Абель.

Господин Абель испустил грозный рык (при этом пепел с его сигары засыпал всю газету), пометил на листе нужные ему данные и только после этого занялся разборкой.

— Та-ак… Господину Г. Абоди… Абоди, Лоуренсу и К°… Мистеру Абоди… Мистеру Чену… Абоди, Лоуренсу и… («Фелипе Макинчао… Заказ на цинковые белила…") Мистеру Лоуренсу… («Это подождет…») Мистеру Абелю… («Это мне! Из Кутинко, наверное? Ну, естественно!») Абоди и Лоуренсу… («Письмишко из Лондона. Компания Лорримера») Господину Абоди… Месье Алкану… Месье Мэтришу… («А вот это, по-моему, опять счетец!») Абоди, Лоуренсу и К°…

Когда все письма были распределены, мистер Абель позвонил.

— Шестичасовая почта, — без всяких комментариев сказал он вошедшему служащему.

Служащий, миниатюрный китаец в очках, нагрузился стопками корреспонденции, прошел через большой зал со столами чиновников и остановился перед высокой, тоже застекленной дверью директорского кабинета. Постучал и сразу вошел.

— Шестича… О, извиняюсь, извиняюсь, — забормотал он, замирая на месте. — Но Чунг постучал!

В просторной комнате не было никого, кроме мужчины и женщины. Они стояли посередине, тесно прижавшись друг к другу.

Мужчина обернулся, глаза его сверкнули, прядь рыжих волос упала на лоб, рот казался преувеличенно огромным из-за ободка яркокрасной помады вокруг губ. Чунг узнал Стива Алкана, личного секретаря Герберта Абоди («абсолютно личного секретаря» — шутливо подчеркивал сам Стив). Несмотря на то, что женщина упрямо продолжала демонстрировать красивейшую в мире спину, китаец легко опознал мисс Мону Линдстром, машинистку-стенографистку.

— Господи помилуй, Чунг, теперь вы можете хвалиться тем, что до смерти меня перепугали! — воскликнул Стив. — Я же решил, что это шеф… Закройте за собой дверь с той стороны, — добавил он все с той же простотой, не выпуская Мону из объятий: его руки прочно завладели талией девушки.

— Посмотрите на меня, моя красавица! Китаец ушел… А что это за слезки? Тушь в глаз попала или от избытка счастья?

Мона шмыгнула носом.

— От… от избытка счастья!

— Не может быть! — изумился Стив. — Любая женщина на вашем месте сочла бы, что по моей вине пострадала ее стыдливость, и послала бы меня к чертям собачьим!

Мона снова всхлипнула. Она была из породы тех редко встречающихся блондинок, которых слезы только красят.

— Эти особы, о которых вы говорите, не любят вас, — убежденно заявила она. — А я… Я столько времени ждала, я так надеялась, что это произойдет… Обнимите меня крепче, дорогой, сильнее, сильнее…

Стив покрепче прижал девушку к себе.