Ночь с открытыми глазами

Сейчас, в кузове фургончика, я думал об увлеченности. Дома в свои репортажи, очерки я всегда вставлял это слово, будто бы произнося его с поднятым кверху большим пальцем. «Чудаки» заново открывали для меня мир. И увлеченность, оказывается, увлеченности рознь. Может быть, она сама по себе — только вроде как бы форма, а содержание? Увлеченные едут сейчас рядом со мной. Они вступают в бой со всевозможной энтропией для того, чтобы людям хоть немного легче жилось. Кирус… А Рустам, а Наташа, как бы ни относились они предубежденно друг к другу? А тот Арслан из милиции? А парень в черной тюбетейке, который в поезде так неуклюже старался погасить в себе страх перед наказанием?

«Где вода?Быки выпили…»

«Служу и опаздываю…» — Когда нужно было, не опоздал и не испугался. Во вчерашнем номере местной областной газеты я видел его фотографию. «Мурад спасает товарища…» Товарищ не заметил притаившейся гюрзы, находился от нее уже в нескольких шагах, еще бы секунда — и… Мурад всегда побаивался змей, и все-таки, мгновенно оценив ситуацию, не раздумывая, бросился на гюрзу, отвлек ее, так сказать, гнев на себя. Мурад в больнице. Товарищи по подразделению дали ему для переливания свою кровь. «Не хочется сомневаться…» — заканчивала газета.

Хочется сомневаться. Та же увлеченность. Эмма — тоже увлеченный человек.

Ее вывели из себя слова, шутливо брошенные Кирусом: «В моем эксперименте ты, вероятно, пройдешь как соучастница». Разозлили «вероятно» и «соучастница». Еще неизвестно, кто больше дал эксперименту — она или Кирус… И вот он уехал, и она, хотя он ей это запрещал, упрямо решила действовать одна, сама. Проверить на свой страх и риск.

Эмма посылает сигналы. Змея покидает свое убежище. Эмма следит за ней из своей лаборатории по контрольному экрану. Сначала все идет хорошо. Но когда Эмма пытается вернуть Гэху на место, та отказывается повиноваться.

Вот где, оказалось, не обойтись без второй точки…

Остается теперь только вести змею дальше. И ползет «влюбленная гюрза» по улицам города, пугая влюбленные парочки на скамейках. Эмма приводит ее в подвал своей клиники, как раз, будто по иронии судьбы, в хранилище для сильных ядов, запирает там на биоцепь и не знает, что делать дальше.

Кирус нашел бы выход. Но он приехал, не застал гюрзы. И здесь уже, по-видимому, прав Рустам: внезапное нервное потрясение…

Кажется, Эмма любила Кируса. Тяжело переживала она, во всяком случае, его смерть. Но решила молчать обо всем, чтобы самой закончить эксперимент. Дневник ей передал, уезжая, Кирус.

Наташа «перебрала», утверждая, что поразивший ее импульс из второй точки был послан умышленно. Она просто не совсем удачно настроила генератор и напоролась на обратную связь. Другое дело, что Эмма знала все эти тонкости и никого не предупредила…

Но не знала она, высмеивая мои попытки вызвать ее на откровенность, что не была уже в это время хозяйкой «влюбленной гюрзы». Как и можно было ожидать, из одной командной точки Гэху долго удержать в повиновении не удалось. В хранилище сильных ядов ее никто не тревожил, но она, в конце концов, нашла лазейку и уползла под землю.

Дальше вмешался Арслан.

Неудача того ночного «генерального поиска» сильно задела его. Он был все-таки уверен, что змея здесь, в городе, и должна будет обнаружить себя, если она вообще существует. Приползти, хотя бы, в конце концов, на могилу Кируса, если уж совсем поверить нашим легендам.

Давал специальные задания оперативникам, дежурным по городу, постовым. Сам ездил в пустыню, тренировался в ловле змей. Получалось.

И вот наконец увидели Гэху. Не на могиле Кируса, а у обочины шоссе, которое опоясывает город и отделяет его от пустыни.

Арслан тогда предупредил меня, прервав мою лирическую беседу с Эммой, а потом позвонил на работу Рустаму.

Я знал раньше, что гюрза может неожиданно менять цвет, а тут, вероятно, действовали еще биотоки… Словом, представьте себе крупную ярко-красную, отливающую золотом в вечернем солнце, змею.

Она прицеливалась в нас низко опущенной головой. В одно мгновение Рустам прижал ее палкой к земле, схватил сзади головы, а я — за холодную пружину хвоста.

Она сделала несколько резких движений и затихла. Я выпустил хвост, он повис, как кнут. Рустам, осмотрев змею, отбросил ее. Она мягко упала на землю и больше не шевелилась.

— Трудно ломать богов зарок, — сквозь зубы процедил Рустам.

…Сегодня, захватив с собой генератор и шлемы-передатчики, едем в пустыню, проверять идею Кируса.

Я мысли не допускал, что Рустам не возьмет меня в эту экспедицию. Разговор с ним, однако, получился не из приятных. В конце концов он даже вышел из себя:

— Ты понять не можешь, отпускник, что я не хочу отвечать за твою жизнь!

— Я сам отвечу, — сказал я. — А тебя, если не возьмешь, буду считать предателем.

— Ты вот что… — начал он и осекся. Жестоко звучало сейчас для него это слово. Эмма, кстати, уехала в другой город к родным.

— Смотри, — махнул он рукой.

Едем проверять идею Кируса.

Увлеченность… А себя мне куда отнести? Стало ли от моих журналистских поисков кому-то легче жить? Задумаешься.