Едем проверять идею. Скопище змей будет повиноваться нашим биотокам. Опасность может наступить, если что-нибудь разладится в нашей технике. И если…
Оборвутся тогда вдруг мои записи, мысленные, которые я веду с самого начала этого отпуска, самого необычного в моей жизни…
Об этом, однако, не думалось.
ОТПУСК В ЗУРБАГАНЕ
ГЛАВА 1
…Уехал сам, уехал сам…
Этой песенной фразой неожиданно простилась со мной гостиница «Каспий», когда я выходил на улицу. Донеслись эти слова до меня сквозь гул голосов, будто произнесенные над самым ухом, как раз в тот момент, когда я затворял за собой тяжелую вращающуюся дверь вестибюля гостиницы, и больше ничего не стало слышно.
Тревога, вроде бы и безотчетная, не исчезала. Я пытался разобраться в себе, понять, что ее вызвало: только ли Славка Косинов со своими неуместными — до чего же неуместными сегодня — «выступлениями» после игры. Неужели он что-то заподозрил?
Ребята, из нашей команды были возбуждены неожиданной удачей на чужом поле, а Славка — больше всех, хотя он-то половину игры у своих ворот отсиживался, и вообще радоваться ему повода нет. Наш Наставник, как мы называем старшего тренера, как раз сегодня намекнул, что «дни наши сочтены не нами», внимательно посмотрев на Славку Косинова…
Улица, вымощенная гладким булыжником, сузившись, круто пошла вниз, к морю. Окна небольших приземистых зданий, выложенных из ракушечника, спрятались за массивные железные ставни, с решетками предохранительными вдобавок. Так по-ночному пустынно было вокруг, что я невольно приложил к уху часы, которые показывали всего половину десятого — не остановились ли?
Не думаю, чтобы кто-нибудь из наших в «Каспии» заметил, что я ушел. Да уже и вечер к концу подходит. Наставник строг. Прощаясь, обязательно предупредит: «Через час проверю, как вы отдыхаете». Меня он на месте в гостинице не найдет. Что завтра скажу Наставнику? Об этом буду думать после…
Улица кончалась площадью, куда я уже съехал, как с хорошей горы, на подошвах. По ту сторону площади притулились друг к другу морской и железнодорожный вокзалы, немного правее редкие, до самого горизонта фонари-вешки выдавали невидимое море. Вплотную, казалось, к берегу прошел огромный золотисто-белый теплоход; в отсветах его огней показались и исчезли гребешки волн. Там громогласно вещало радио:
— Товарищи пассажиры! Мы рады приветствовать вас на борту нашего парома…
Как реку, на пароме переплывают Каспийское море. А на том берегу Наташа. Она гостит у своих родичей. В этом году ее отпуск удачно совпал с моим, месяц еще до него оставался, а мы уже планировали, куда поедем вместе, и она, смеясь, говорила:
— Конечно, в Зурбаган! Куда еще с тобой…
И вот Зурбаган оказался там, где никто не ожидал, а мы с ней — как два берега у Каспийского моря. Мне об этом подумалось потому, что море как раз выдохнуло обрывок песни по радио на пароме:
Прохожие не могли мне сказать, где тут остановка автобуса. Люди, очевидно, в этом городе привыкли больше ходить пешком… Маленький «павловский» автобус, между тем, появился на площади, и мне пришлось бежать за ним, чтобы узнать, где остановка. Хорошо, что она была конечной.
Залез в автобус и, пока стояли, посмотрел еще раз бумажку, которую мне сунули сегодня утром в адресном столе. «Закаспийск-2, улица Ленина…» Закаспийск — так называется этот город, куда я приехал с нашими ребятами-футболистами из команды «Экспресс», чтобы сыграть календарный матч со здешним «Сейнером». И чтобы узнать то, что мне поручил мой друг.
Я не знаю, с какого города Александр Грин писал свой Зурбаган, но Закаспийск, который когда-то называли «часовым пустыни», по-своему заинтересовал бы этого короля романтиков — Грина. От извилистой набережной улицы резко забирают вверх. Горы — не такие, как у нас, на Урале, а темно-розовые, зубчатые, мертвые, но красивые неброской угрюмой красотой — прижимают город с трех сторон к такому же розовому прибрежному песку и зеленой, очень прозрачной воде залива. Это так называемый старый город, с домами из ракушечника и зеленью только в палисадниках. А мне нужен Закаспийск-2, по ту сторону перевала. Он напоминает о себе десятью красными звездами телевышки, которые повисли, казалось, в воздухе над самыми зубцами гор.
«…Сорокин Павел Владимирович», — было написано дальше на бумажке. И я опять словно бы увидел перед собой задиристое лицо Славки Косинова и понял, что тревога моя была за него, самого.
ГЛАВА 2
Электричка петляла, отходя от города и опять приближаясь к нему, словно не в силах расстаться. Очертания мартеновских труб с малиновым дымом показывались то по правую, то по левую сторону вагона, пока все не скрылось за вереницей холмов, и тех не стало видно в темноте. Тогда поезд пошел быстрее, и вдруг разбежавшись, как будто оторвался от земли: насыпь стала выше, и придорожные огни внезапно провалились вниз.