Ночь Стилета - 2

- Я... не... - Наталия Смирнова запнулась, ее голос внезапно сел, она как зачарованная смотрела на рисунок, потом подняла голову. И ничего, кроме страха, Прима в ее глазах не увидел.

Валентин Михайлович Прима прекрасно понимал, что любое неосторожное слово - и все закончится. Поэтому он лишь мягко отодвинул от Наталии рисунок и понимающе покачал головой.

- Я... не... играю... - глухо отозвалась Наталия Смирнова. - Вы...

Прима медлил. Компьютер в его голове бешено прокручивал все возможные варианты. Прима мог бы попытаться прижать ее дачей ложных показаний или сокрытием важных для следствия сведений; вместо этого, подчиняясь все той же интуиции, он негромко произнес:

- Дочка, я ведь только пытаюсь помочь тебе. Мы оба должны попытаться, ради тебя и... Саши.

И в это же мгновение Прима сам удивился тому, что сказал. Почему "Саши"? Ведь он хотел сказать что-то другое. Александра Афанасьевна Яковлева мертва. И Прима хотел сказать что-то другое. Например, "памяти Саши" или "светлой памяти Саши". Но Прима не стал себя поправлять. В этой мгновенно повисшей тишине Прима не стал себя поправлять. И ему показалось, что он прожил целую вечность, хотя прошло не больше секунды, прежде чем где-то далеко он услышал слабый, словно больной, голос Наталии Смирновой:

- Вы... думаете... что... Саша...

Она умолкла.

Сердце Примы начало биться интенсивнее.

"Что? Что ты хотела сказать, дочка?! Я думаю "что"? Что Саша жива"? Да? Это испугались произнести твои губы?"

Тишина делалась густой, почти осязаемой. И Прима решился.

- А ты как считаешь? - скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он.

Что-то задрожало в этой повисшей тишине. Хрусталинки. Слезы. И... целый поток слез вырвался из глаз Наталии Смирновой. Плотины прорвало.

* * *

Прима получил свой приз.

- Она говорила, что это знак, - услышал Прима сквозь грудные рыдания. - Эта рыба - знак. Бедная, глупая моя.

Прима слушал ее рыдания, чувствуя неприятный холодок в той самой ватной полости в районе желудка. Опаньки, как все повернулось!

"Она говорила, что это знак. Эта рыба - знак". Вот куда вынес Приму Алексашкин рисунок. Только главным было другое.

Вы думаете, что Саша...

Жива?

Ах ты, бедная Саша! Действительно ли тебя забрали с собой эти бешеные звери, выползшие из Тьмы, или...

Прима снова стоял у черты, невидимой черты темного, безумного круга.

Валентин Михайлович молча налил стакан воды, протянул его девушке.

- Ничего, дочка, ничего, - мягко сказал он.

Дальнейшее было делом техники.

Наталия Смирнова никогда не видела эту татуировку на теле Александры Афанасьевны Яковлевой. По крайней мере до тех пор, пока та была жива. Она о ней только слышала, при очень странных обстоятельствах, и видела расчерченную салфетку, на которой нетвердая рука Саши пыталась воспроизвести этот рисунок. И Наталия Смирнова действительно не знала, на чьем теле в тот страшный вечер опознания в морге ей пришлось увидеть эту так напугавшую ее диковинную рыбу, наколотую иглами по когда-то живой коже и раскрашенную в какие-то детские радужные цвета.

...К этим дурацким Сашиным историям про счастливую рыбу, которая якобы должна принести ей удачу, Наталия Смирнова уже привыкла. Да, в подпитии, или, как это называла Наталия, "под кайфом" (вполне возможно, что девушки баловались наркотиками. Кто ж в Ростове-папе из людей ночных профессий не баловался наркотой?), Александра Яковлева несла всякий бред о ее счастливой рыбе. Которая спасла ее когда-то, в ту далекую и солнечную пору, когда Саша была еще ребенком и, не рассчитав силы, чуть не утонула в седой пене Каспийского моря. Об огромной белой рыбе с человеческими глазами, которую с тех пор искала Саша, но та больше себя не показывала.

- Выдумщица ты, Сашка, - смеялась Наталия Смирнова, - в Каспийском море нет дельфинов.

- Я и не говорю, что это был дельфин. Это была моя особенная рыба. Она плывет где-то там, в голубой бездне, и когда-нибудь принесет мне удачу.

Все это Прима знал. Эти свидетельские показания Смирновой, сделанные еще в первую их встречу, у Примы имелись. Правда, Наталия Смирнова уточнила, что подобные эксцентричные заявления Александра делала лишь "под кайфом".

- Она была наркоманкой? - спросил тогда Прима.

- Э...Э, мы так не договаривались, - возразила Наталия Смирнова. - Я это рассказала, чтобы вы знали - иногда она говорила странности, но только связанные с этой рыбой. Понимаете? Чтобы с этим вопросом не осталось неясностей.

Теперь с этим вопросом не оставалось неясностей. Теперь Прима знал, чего так сильно испугалась Наталия Смирнова и что она попыталась утаить в своих первых свидетельских показаниях. С каким-то неприятным чувством Прима вдруг понял, что скорее всего она пыталась утаить это и от себя самой.