Ночь вне закона

– Хм, – ответил старый мужчина и сумел сделать так, что даже хмыканье прозвучало самодовольно и надменно. Бен на это рассчитывал. Но не на то, что старик начнет смеяться.

– Что смешного?

– Ничего, – захихикал старик, но потом резко стал серьезным. – Ну, давай, выкладывай.

– Прости? – Бену захотелось положить трубку. Это была ошибка. Не стоило звонить. О чем он только думал?

– Давай не будем ходить вокруг да около, – снова прорычал старик, чей голос за последние годы стал еще более гортанным, но нисколько не дружелюбнее. – Мы оба знаем, что может быть только одна причина, почему ты сейчас нам звонишь.

«Нам».

Мама три года как умерла, но его отец все еще говорил так, словно она отъехала за покупками. В последний раз они виделись на ее похоронах, на кладбище у стадиона «Олимпия», где четверо носильщиков гроба выполнили работу, для которой вполне хватило бы и двоих. После последнего курса химиотерапии мать Бена весила меньше, чем гроб, в который ее уложил рак.

– Мне очень жаль, – сказал Бен, сам точно не зная, за что извиняется, и схватился за шею. Когда он думал о своей матери, сразу чувствовал ее запах – пудровые духи и цветочная земля, – когда она с грязными руками, смеясь, выходила из сада.

Он был рад, что помнит это лучше, чем холодный пот и затхлое дыхание, сопровождавшее ее прощальный поцелуй на смертном ложе. С ее уходом он окончательно потерял связь с отцом.

Бен обманывал себя, что смерть жены ожесточила его отца, но его и раньше было непросто любить. Например, в отличие от мамы, он с самого начала был против отношений с Дженнифер; по крайней мере, против ребенка, который, конечно, не был запланирован. В девятнадцать и двадцать они с Дженни сами были еще детьми.

«Ранний ребенок – ранний развод» – одно из любимых выражений отца, и Бен предполагал, что он тайно обрадовался, когда его прогноз сбылся. Еще одна причина, почему Бен избегал его. Но не основная.

– Ты трус, – сказал его отец, и слова прозвучали как тогда, во время их последней ссоры после несчастного случая, который стоил Джул обеих ног. – Ни на Рождество, ни в день рождения, ни даже в день ее смерти ты не объявляешься…

– У меня не было… – «Времени», – хотел сказать Бен, даже если это и было ложью, потому что в принципе он мог обойтись без таких разговоров.

– Да, да. Я, я, я, – передразнил его отец. – Не было, не было, не было.

«Я положу трубку. Это бессмысленно».

– Это действительно твоя отговорка? Что у тебя собственные проблемы? – спросил человек, который научил его кататься на велосипеде и убегать. Любить и ненавидеть. – А, вот дерьмо, – сказал его отец неожиданно измученным голосом. – Я собирался просто бросить трубку, когда это произойдет. Я знал, что когда-нибудь ты окажешься в глубокой заднице и позвонишь. А теперь взгляни на меня. Стою тут, как лицемер, и не могу закончить телефонный разговор.

«Просто я все еще твой сын».

– Для протокола, – сказал Бен. – Это ты вышвырнул меня, папа.

– Тряпка! – рявкнул в ответ отец.

– Что? Моя дочь лишилась ног, и вместо того чтобы пожалеть, помочь мне, ты читаешь мне лекцию на следующий день после аварии…

– После твоей

аварии.

– Видишь, ты все еще винишь меня в этом!

– Нет! – Слово прогремело в трубке, как удар бичом. – Я возлагаю на тебя ответственность за это. Не вину. Это абсолютно разные вещи.

– Джул…

– Моя внучка, которой пришлось похоронить свою мечту о балете. А твоя ответственность как виновника аварии и отца состоит в том, что ты должен о ней заботиться.

– Я забочусь о ней больше…

Отец перебил его, закашлявшись. Какая ирония судьбы: мать Бена умерла от рака легких, в то время как ее муж продолжал непрерывно курить одну сигарету за другой.

– Ни черта ты не делаешь. Джул пришлось отказаться от жизни. А что ты изменил ради нее? Ты по-прежнему живешь одним днем и мечтаешь о славе и выступлениях в Вальдбюне.[11]

Ответственность означает посмотреть фактам в лицо. Занять жизненную позицию. Найти настоящую работу, как Дженни. Зарабатывать деньги, регулярно. Ты ведь за этим звонишь, да? Потому что на мели, в долгах и не знаешь, что делать дальше, верно? Поэтому ты обратился к единственному говнюку на свете, который не боится назвать вещи своими именами и высказать тебе правду в лицо: ты безответственный неудачник.

– Ты уже говорил это четыре года назад.

На следующий день после аварии. Тогда еще с угрозой: «Если ты не изменишься, то нам придется измениться, Бен. Тогда ты мне больше не сын. И это больше не твой дом!»

– И ты настолько труслив, что даже не возражал. Поджал хвост и оборвал контакт.

«С тобой», – хотел ответить Бен, потому что с мамой он виделся до самой ее смерти, но презрение в голосе отца натолкнуло его на мысль, которая была настолько чудовищна, что он произнес ее вслух:

– Это ты меня номинировал?

– Что?

– Это ты предложил мое имя для Ночи вне закона?

– О чем ты говоришь, парень?