Ночная кукушка

Но только во всей этой душещипательной истории кроется небольшая засада, о которой даже не подозревают мои родственники. Я уже сбросила путы, которые связывали меня по рукам и ногам, и теперь ничто не заставит меня сдаться на милость плотоядных родственничков. Лучше я буду считать себя сиротой, чем позволю кому-нибудь из них выпить хоть грамм моей крови. Теперь они не получат от меня ничего: ни денег, ни помощи. Пусть сами справляются со своими проблемами, как это всю жизнь делаю я. Им больше не удастся похвастаться моими успехами и достижениями, потому что они о них не узнают. Для них я навсегда останусь неудачницей, которой не повезло с замужеством. Ведь если они не хотели делить со мной горе, что ж, моя радость тоже будет им недоступна. Впрочем, это их выбор. Я лишь пытаюсь примириться с действительностью.

Очень долгое время, почти сорок лет, я считала своего отца виновником моих бед. Ведь это он в детстве бил меня ремнём за мнимые провинности, к которым я не имела никакого отношения, он кричал на меня и обзывал, он всё время грозился выгнать из дому, и все самые обидные в своей жизни слова я слышала именно от него. Мать же, напротив, практически не повышала на меня голоса, но и не заступалась, хотя я всё время обращалась к ней за помощью и поддержкой. Я думала, это отец определяет политику в нашей семье и решает все важные вопросы. И его жестокость и вспыльчивый нрав постоянно приводят к тому, что я чувствую себя ущербной и несчастной.

Так продолжалось почти сорок лет, пока однажды я не пообщалась со своей тётей, младшей сестрой отца. Мы разговаривали за жизнь, и случайно она обронила такую фразу:

– После женитьбы на твоей маме брат сильно изменился.

И тогда всё встало на свои места. Эта спонтанная фраза послужила для меня своего рода кодом, ключом к пониманию всей ситуации. И картина, которая до того момента представляла собой лишь разрозненные пазлы, сложилась в единое целое. Это не отец задавал тон в нашей семье. Не он испытывал ко мне неприязнь, пытаясь сжить со свету. Это была она – моя мать. Ночная кукушка, которая всегда перекукует дневную.

Ведь если разобраться объективно, то только от отца я и видела что-то хорошее. Те немногие игрушки, что у меня были, купил мне именно он в то время, когда матери не было дома. Именно он пытался, пусть и безуспешно, решить мои проблемы, когда они возникали, привлекая помощь своих знакомых. А перед выпускным балом в школе именно он повёз меня в Москву, чтобы купить туфли, а потом повёл в парикмахерскую. Он, не мать. От матери же я никогда слова доброго не слышала. А когда я обращалась к ней за помощью, то всегда получала отказ, прикрываемый глупыми отговорками. Это она ненавидела меня и всячески пыталась внушить эту ненависть моему отцу, шепча ему по ночам о своих обидах.

Она регулярно вкладывала в его голову свои мысли и чувства, и отец, как человек доверчивый и восприимчивый, принимал на веру слова жены, от которой он только что получил изрядную порцию супружеских ласк. И на следующий день он выплёскивал на меня горы обвинений и угроз, которые на самом деле не были его истинными чувствами. Он поддавался влиянию той, которая спекулировала физиологическими потребностями своего мужа и диктовала ему свои условия.

Теперь я знаю это так же чётко, как если бы сама слышала каждое слово. Хотя признаться, однажды мне, действительно, довелось быть тому свидетелем.

Как-то раз в детстве к нам приехали родственники с ночёвкой, и, как обычно, гостям предоставили для сна мою кровать, переместив меня на пол. А поскольку в комнате, где мы с сестрой спали, места на полу не было вовсе, меня положили спать в родительскую комнату. А в период жизни с родителями процесс моего засыпания всегда занимал много времени по одной простой причине: я очень долго не могла согреться. Как потом выяснилось, у меня вегето-сосудистая дистония, и от того руки и ноги всегда холодные. Родители же никогда не считали нужным давать мне тёплое одеяло. И потому, и зимой и летом, я спала под тоненьким байковым одеяльцем. И после того как я ложилась в кровать, первые полчаса я просто дрожала, чтобы хоть немного согреться. А приблизительно через час или полтора у меня получалось заснуть.

Вот и в тот раз, когда меня уложили спать на пол, никто, естественно, не подумал, что мне может быть там очень холодно. Я лежала, стараясь не лязгать зубами, чтобы не получить очередной нагоняй от родителей. А они несколько минут лежали тихо, а потом, решив, что я уснула, начали разговаривать. Впрочем, общение было односторонним, потому что папа молчал, а мама говорила. Она рассказывала отцу о том, какая я бессовестная и эгоистичная девчонка, которая ужасно себя ведёт и не ценит хорошего к ней отношения родителей. И в качестве примера поведала следующий случай.