Ночная смена

И вот Белов вошел в берлогу зверя, новый храм смерти, последний приют потерянных душ. Все преследователи остались за порогом, они не смели входить в усыпальницу их хозяина, прерывать его сон наяву. Вот теперь Иван ощутил вонь, настоящее зловоние смерти. Черемуха и кошачьи фекалии, но душащий, проникающий в нос, заполняющий легкие и свербящий нос запах черемухи превалировал. А может, это был вовсе не запах черемухи, а так пахло законсервированное в бесконечности бессмертное разложение?

Стены храма светились фосфорным синим светом. Змеелис восседал на живом мертвом троне, созданном из мозгоедов. Их тела, причудливым образом переплетенные и склеенные между собой тягучей субстанцией трупного яда и гнили, образовывали отличное седалище, похожее на кресло, имеющее в середине сиденья круглую впадину и опирающееся всей своей массой на обглоданные головы и просто белые, отполированные временем черепа, челюсти которых открывались в неопрятных зевках, а сохранившиеся у некоторых экземпляров глаза вращались в разные стороны. Поза Змеелиса казалась странной, он сидел, глубоко провалившись в мясное кресло, при этом его колени доставали до ушей, а длинные костлявые руки и голова свешивались между ними. Вдруг сидящий на троне бог поднял опущенную на грудь голову и взглянул на посмевшего нарушить его покой дерзкого и глупого Ивана, затем медленно, но одним движением поднялся. Сидя он не казался настолько высоким. За время, проведенное им на свободе, он изменил занятое им силой худощавое тело офицера до неузнаваемости, довел его природные качества до абсурда. Рост Змеелиса составлял шесть с половиной метров, худой до степени жертвы Бухенвальда, с суставами, раздутыми, как сочленения на стволе бамбука, и пальцами, превратившимися в длинные многочленистые отростки. Он, естественно, был наг, а на том месте, где у людей мужского пола висел бы детородный орган, выпирали шевелящиеся короткие щупальца, походившие на белых толстых дождевых червей. Голова вытянулась к затылку, и лоб, съеденный таким наклоном, почти исчез. Островки свалявшихся грязных волос остались лишь на висках и затылке. На месте глаз клубился дым, а красные продолговатые точки зависших в глазницах искр заменяли зрачки.

Не успев насладиться столь мрачным и гротескным зрелищем, Иван подвергся атаке. Он только и успел выдернуть из держателя рукоять молнемета, как обнаружил себя в липких лапах Змеелиса. Сопротивление силе бога было лишено всякого смысла, поэтому он попытался откинуть защитный колпачок с кнопки «пуск». Змеелис, не обращая на его потуги внимания, одной рукой обхватил его за ноги, а второй – за верхнюю часть туловища и моментально, словно выжимая мокрую простынь, скрутил. Ивана словно разорвало надвое, верхняя часть туловища пошла вправо, нижняя – влево. Он на секунду потерял сознание, а когда очнулся, оказался уже лежащим в углу. Его тело выдержало, спасибо костюму, главное, позвоночник остался цел, а на поврежденные ребра и треснувшие кости таза можно не обращать внимания. Наступил тот момент, когда боль перестала тревожить его, отошла на второй план. Организм отдавал в топку ненависти и жажды жизни последние запасы энергии. Ярко вспыхнув, он неизбежно должен был угаснуть. Иван решил использовать эти мгновения на все сто процентов.

Змеелис застыл, повернувшись к нему боком, он уже забыл о нем. Иван не решился на выстрел из молнемета, так как побоялся с такого расстояния промахнуться. Он выстрелил из плазматической винтовки, целясь в его голову. Попавший в висок заряд расплылся по коже бога, только опалив ему остатки волос. Тот обернулся и ринулся на Ивана. Последний ожидал нападения и отпрыгнул в сторону, продолжая стрелять. Все его выстрелы оказались точны, но от них на Змеелисе оставались лишь пятна копоти. Нанести ему существенный вред таким способом было нельзя. Побегав от него в течение пятнадцати секунд, что само по себе, учитывая скорость, с какой перемещался бог, было чертовски долго, Иван оказался загнанным в угол. Как только он уперся спиной, Змеелис снова схватил его в охапку, на этот раз он решил согнуть его пополам, так, чтобы затылок достал до пяток.