Иван очутился ровно на том месте, с которого стартовал обратно в прошлый раз. Все то же низкое беспросветное небо, подсвеченное синим светом, все те же гектары надгробных плит, крестов и памятников. Единственное, что радовало, так это отсутствие ходячих неприятностей в виде многоликой, но такой одинаковой в не своих, навязанных ей желаниях толпы покойников. Пока их не было, и эту передышку надо было использовать с умом. До мавзолея на вершине холма ему оставалось метров пятьсот, не больше, и он, пользуясь бурлящей в его мышцах энергией, быстро побежал вверх по склону. Но, преодолев первые пятьдесят метров, вновь столкнулся с ними. Вся шишка холма была усеяна покосившимися кривенькими крестами забытых могил. По тому, с какой скоростью из них, выбрасывая в воздух тучи сухого грунта и песка, выскакивали мертвецы, можно было говорить о засаде. Его тут ждали. Иван бросил взгляд через плечо и увидел почерневшую от преследователей равнину. Волны этого моря бились о возвышение, своими гнилыми брызгами болезненно желая дотянуться до него. Он на ходу нацелил автомат на перегородившие ему путь гнилушки. Как и в прошлый раз, они не выли, не кричали, их глотки издавали кашляющее шипение, сливающееся в тяжелый, все поглощающий стон. От него все вокруг вибрировало в непристойном резонансе. Внутренности Ивана дрожали, словно желатиновые капли. Ледоколом, ломающим толстый лед, он вгрызся в успевшую загустеть, набраться силой орду перекрывших ему путь мозгоедов. Под ногами у него дымились куски бывшей человечины, покойники взрывались хлопушками, выбрасывая наружу гирлянды кишок с харкотиной внутренних органов. Новые мертвецы занимали место павших, кольцо преследования сужалось. Скорость бега значительно уменьшилась, он был вынужден перейти на быстрый шаг. Как же умершие могли так быстро передвигаться? Вроде с виду прогнившие ноги не могли обеспечить им сколь-либо значимое преимущество, но над ними довлело проклятие, и за один шаг мертвецы могли переместиться на десять. Планета телепортировала их поближе к вторгнувшемуся в царство мертвых чужаку. Ее организм реагировал на Ивана как на занозу и, обильно поливая гноем своих слуг, пытался уничтожить. И вот его окружили заевшие в упругой трясучке челюсти, крюки рук, потухшие в безразличии глаза, автомат стал бесполезен. Иван выхватил из-за спины композитный меч и, неловко раскручивая его над головой, пошел дальше. До мавзолея оставалось всего сто метров. Жиииик – и напыжившийся, натужный покойник с вылезающими из глазниц слепыми шарами глазных яблок развалился надвое, словно дряхлая щепка. Жиииик, жиииик – и две помятые бошки гнилыми тыквами полетели в стороны. Фууууииик – и верхняя часть туловища подростка упала в одну сторону, а ноги заплелись и хлопнулись оземь. Иван даже вошел во вкус, из него лет сто назад мог получиться знатный кавалерист. Он рубил эти успевшие за два года набить ему оскомину бледные лица, видя в них всех одно лицо – врага всего живого, для которого смерть была сладким медом, а страдание – властью. Иван находился в состоянии святой ярости, мозгоеды облепили его, как кусок выброшенного на помойку мяса, но он упрямо шел к своей цели под аккомпанемент зубного скрежета. Прокусить костюм Белова их мертвые зубы были не в состоянии, остановить его не смог бы и сам дьявол. Он сделал шаг, другой, третий и вошел в тень, падающую от портика мавзолея, и они отпали от него, отцепились, смытые невидимым окриком их повелителя. Иван повернулся и, прежде чем скрыться внутри, поглядел на грешников. Они выстроились перед ним, боясь переступить невидимую линию приказа, и молча уставились на него. В их взглядах не было ничего. Но Белов почему-то чувствовал чужое торжество.