Ночная смена

Иван перелез через ограду и пошел по пыльной грунтовой дороге к холму, виднеющемуся вдалеке. На его вершине сидел каменный, с виду тяжеловесный, бордовый мавзолей. Он был похож на отрубленную голову великана с торчащими вверх, вывороченными наизнанку ноздрями окон и открытой щербинкой вертикально расположенного узкого беззубого рта. Ивана тянуло к нему, будто магнитом притягивает кусок ископаемого железа. Шестое чувство подсказывало ему, что его появление в мире синего света не осталось незамеченным. Его присутствие беспокоило кого-то, и Иван был настороже. Поэтому он шел осторожно, ежесекундно осматриваясь по сторонам. Миновав два кладбища и проходя мимо одиноко стоящего дырявого склепа, он встал как вкопанный. На отбитом куске алебастра размером с круп лошади сидела, повернувшись спиной к дороге, трехметровая фигура в сером плотном плаще-штормовке с надвинутым глубоко на лицо капюшоном. Около ее ног лежал коричневый волосатый мешок из грубой, напоминающей мошонку негра ткани, перетянутой веревкой, и он шевелился. Иван поспешил спрятаться за обломок колонны. Наверное, этот бродяга из преисподней знал, что за ним наблюдают, но ему было все равно. Угрозы он никакой не чувствовал, наоборот, сам представлял из себя ходячую угрозу. Каким-то образом Иван узнал, что бродяга – ночной вор-демон, крадущий в основном талантливых детей, но при случае не брезговавший и всеми остальными, которых запихивал в свой безразмерный мешок. Раз – и тебе уже не вырваться. Бежать некуда. Иван, наблюдавший за ним сбоку, ощутил всю свою беспомощность, и его оружие, направленное против демона, показалось ему игрушкой в руках ребенка. Бродяга опустил руку, что-то достал из-под камня и поднес к тому месту, где, по идее, в тени, отбрасываемой капюшоном, скрывался его рот. Раздался аппетитный хруст яблока, как поначалу показалось Ивану, но, сменив ракурс, он смог рассмотреть, чем угощался демон. В руке тот держал головку большой берцовой кости человека. Адское яблочко счастья для чудовища! В три укуса расправившись с ней, он поднялся и бесшумно скрылся в склепе. Белову сразу почудилось, что стало легче дышать. Бродяга пропал, переместился в неизвестность. В любом случае он исчез с обезображенного могилами лица планеты. Отдохнув и набравшись здесь сил, он вышел на охоту.

Иван, расслабившись, направился дальше. Повернулся и тут же столкнулся с идущим прямо на него исхудавшим покойником. Прозрачная кожа туго обтягивала ребра мертвой женщины, очень похожей на жертву концлагеря. Мутные, совершенно бессмысленные глаза неподвижно смотрели ему в переносицу, рот кривился в подобии примитивной усмешки. Она была обнажена, из предметов туалета на ней красовались грязные атласные трусики с пятнышками от ягод клубники. Мертвец поднял левую руку, вытянув ее в направлении Ивана, склонил голову на плечо и издал звук, сопровождающий конвульсии при рвоте: «Блееееххэээээ». Скривившись от омерзения, он толкнул покойницу сапогом в живот, та отлетела и, закувыркавшись веретеном, свалилась в канаву. Его сила, в разы увеличенная фокусом экзоскелета, впечатляла. Не успел Иван насладиться победой, как его тут же кто-то сильно схватил за лодыжку. Из-под могильной плиты торчал, высунувшись до середины груди, зеленый труп с раздувшейся головой. Иван развернулся и ударил армированным концом своего ботинка ему в ухо. Громко пшикнув, голова окуталась облаком коричневой пыли и лопнула тошнотворными лохмотьями высохшего мяса, уподобляясь дряхлому грибу-дождевику. Лишившись головы, тело провалилось обратно в дыру, из которой только что вылезло. Отскочив в сторону, Иван поднял автомат к плечу. Со всех сторон шуршала земля, осыпаясь в провалы сосущих воздух ям старых захоронений. Трупы вылезали из-под земли и, мерно покачиваясь, шли к застывшему в ожидании солдату. Бежать было некуда, мертвецы были повсюду, единственная дорога, остававшаяся открытой, вела к мавзолею на холме. Но и на нее выруливали ожившие гнилушки. Ближе всех к нему оказалась женщина в когда-то бывшем белым платье невесты, землей и временем превращенном в дырявый саван. Ее кожа, плотная, темно-серая с синим оттенком, образовывала волны застывших в процессе мумификации складок. На голове ее сидел вылинявший розовый парик. За ней шел толстяк, вместо лица имевший воронку черного блестящего разложения. А за их спинами маячили все новые и новые загробные лики смерти.