Ночной корабль: Стихотворения и письма

Ваше письмо читали вместе, целый час, а стихи отложили и «после-кофе», в 4 часа, т. е. время полного покоя. Кстати о покое: помните у Булгакова, Мастер и Маргарита уходят в Дом покоя после смерти? Мы всегда наш бернский скит так называем, а у Мастера есть даже черная шапочка. Но тут и не без Андерсена который всегда где-то поблизости. Всю жизнь я прожила в его атмосфере, и сейчас он не устает создавать целые миры во всех предметах, будь то зажженные свечи или ворчливая кастрюля на плите. А за стенами дома теперь все меньше интересного. Ни выставок, ни фильмов (советских не дают никогда), а в библиотеку ходить лень, уже потому, что дома столько накапливается чтения, – дня не хватает. Правда, я решила заставить себя оторваться от русских авторов и заняться разбором швейцарских поэтов, о которых ровно ничего не знаю.

Гронским Вы меня сконфузили! Вот Вам и Париж, «мировой светоч»! Вернее всего, что скромность и изолированность от литературной братии и сделала его имя будто бы неизвестным. Я лично не люблю цветаевского влияния и морщусь от ненужное о «ушед» вместо «уйдя». Происхождение слов, общность корней и дохождение по этим корням до смысла, якобы их обобщающего, у Марины, под конец, дошло до мании, когда она доказывала внутреннее родство слов «пудель», «педель» и «педаль». Для моего ленинградского Икара, обожавшего Цветаеву и очень с нею дружившего, все, что она писала и говорила, было законом. У нее был огромный дар, обещавший в молодости дать очень много. Много она и дала, но, к сожаленью, влияла не тем, что в ней было ценного, а «пуделями» и «педалями». В Париже был очень милый человек, Борис Веснин, ученый, работавший в Пастеровском институте по гормонам, но от гормонов, благодаря которым Пастеровские мудрецы намеревались создать лошадь величиной с кошку, и кошку величиной с лошадь (Боже мой, какой опасности избежала Киса Куприна, у которой кошек – не меньше дюжины!), Бориса всегда тянуло к поэтам, и он посещал всякие группы, сидя в углу и слушая стихи. Однажды, никому не говоря ни слова о придуманной им шалости, он из такого угла заявил, что хорошо знает Марину Цветаеву и нашел у себя се неизданное стихотворение, которое она ему посвятила. Начало было такое:

Пращур –

Хлыщ,

Чересчур

Прыщ,

Дальше шли глубокие слова:

Я, землю грызя:

Близко ль здесь вода?

Он, в облако лбом:

Льзя!

Это разбиралось поэтами с большим жаром. К сожалению, у многих пращур с чересчуром и «льзя», нет-нет, да и проявлялось в вариантах. Но уехав в сторону Марины, я оставила в стороне Гронского, искренно жалея, что ни его, ни о нем ничего не знала. Придется мне с зарубежной поэзией знакомиться через Москву, более осведомленную насчет пиитов, чем мы.

Ни в коем случае не собираюсь выступать критиком поэзии и поэтов, говорю просто, как их чувствую, и это, конечно, субъективно. И так – во всем. Вибрации, вибрации! Ну, как объяснить, что многие композиторы для меня пустой звон, а Вивальди, Альбинони – само очарованье? Добрый Фет мне чужд, и чужда помещичья музыка Тургенева, в котором (как и в Фете) все же принимаю многое. Пишу – и засмеялась, потому что Вы заставили меня вспомнить моего отца, который по поводу строчек «Я пришел к тебе с приветом Рассказать, что солнце встало» искренне удивлялся», что поэт считает нужным заявлять об этом «в рифму» Но это просто к слову пришлось, а уж на отца моего, как на ценителя стихов, никак нельзя сослаться. Он честно говорил, что никогда не смог одолеть «Онегина». Что касается Толстого, то я вполне понимаю его склонность к Фету, но прибавлю, что Толстой насчет пониманья стихов был слаб. По-русски Верлен совсем не то, конечно (Толстой-то его слушал по-французски), никакого звука стиха в переводе не остается, но и сам смысл яснополянского старца вывел из себя: «Небо из меди, без света. Кажется, что луна живет и умирает». Кроме чепухи и набора слов, Толстой в этом ничего не нашел. «Где это он видел медное небо?» А уж, казалось бы, увидеть его медным нетрудно, особенно художнику слова.

Оказывается, вчера, начав письмо, я пометила его 29-ым, которого нет. Чем не гоголевский сумасшедший, с его мартобрем? Это было 28-ое, но неважно…

Оба Вас обнимаем, ждем писем и стихов.

Ваша Вега

P.S. Не могу не поделиться с Вами чисто швейцарским анекдотом, который где-то вычитал муж. Когда Бог создавал землю и дошла очередь до Швейцарии, Он спрашивает ее обитателя: «Что ты хочешь от меня получить?» – «Горы». Получил чудные горы «А еще что?» – «Пастбища». Получил роскошные пастбища. «Ну. а еще что?» – «Хорошую корову». Получил корову и, сев на скамеечку, стал ее доить. «Хорошее молоко?» – спрашивает Бог. – «Недурное. Хотите попробовать?» Нацедил кружку и угощает. «Молоко отменное, – говорит Бог. – Надо тебе еще что-нибудь?» – «Девяносто сантимов за молоко», – сказал швейцарец.

18.

13 марта 1971

Дорогая Светлана!