Ночной обход

– Да. Знаешь, что он сказал, когда испытывал атомную бомбу? – Глаза у Строганова засверкали искрами, как во время сварки. – «Я – смерть, великий разрушитель миров». Красиво, да? Этот Оппенгеймер еще и поэтом был, и читал много.

– Мао Цзэдун тоже много читал. И писал стихи, – ответил я. – Что не помешало ему стать… – Я замешкался, подбирая короткое определение «великому кормчему», но кроме банального «диктатора» ничего не приходило в голову.

– Он тоже бомбу изобрел? – поинтересовался Арсений.

– Нет. Вообще в таких вещах есть очень сложный вопрос – проблема нравственности. Вот, создатели оружия, порядочные они люди или нет? Защищает оружие людей или уничтожает? Даже самое хорошее оружие не предвещает блага. Но и без оружия никак. Возьми, кстати, Сахарова…

– Кстати, он и про Сахарова читал. – Строганов резко повернул голову и с подозрением уставился на меня. – Еще до Оппенгеймера.

– Дорога там! – закричал я.

Он еще секунду смотрел на меня, затем перевел взгляд на дорогу.

– Я тоже про Сахарова читал, и что? – Я пытался успокоить сердцебиение.

– И что? – Он скосил на меня глаза.

– «Все люди имеют право на жизнь, свободу и счастье», – процитировал я талантливого и искреннего человека.

Строганов резко затормозил на светофоре.

– У Яблочкова эта фраза была выделена в тексте! Но откуда об этом знал ты?!

Наверное, если бы я написал ему формулу термоядерной реакции, он бы удивился меньше.

– О господи! Разумеется, я не знал, что у него там выделено. Просто я иногда читаю книги. И видимо, Яблочков тоже. Читал. Не всем же быть гениями-меломанами?

– Именно, доктор! – радостно воскликнул Строганов. – Я понял. Яблочков, как и Оппенгеймер с твоим Сахаровым, был озабочен «этим».

– Чем? – озадаченно уставился я на него. – Он же вроде лекарствами занимался, а не оружием.

– Хотел наполнить мир добротой, – глубокомысленно сообщил детектив. И тут же стал подпевать: – «Да слишком много бурных слов. О том, кто болен, кто здоров. Не загреметь бы в мир иной. Наполним небо добротой…» Я поставлю другой диск?

– Нет, – мстительно сказал я и спросил насчет наших дальнейших планов: – Мы вначале будем общаться с Громовым, а потом со Зволдиным?

– Не мы, а я! – рубанул Строганов. И после короткой паузы этот диктатор добавил: – Выведем их на чистую воду!

На проходной охранники довольно долго изучали пропуск и бейдж Арсения, звонили кому-то, но все-таки пропустили нас на территорию МКБ.

– «Чем бессильнее страны, тем грознее охрана». Это строчка из моей новой песни, – пояснил он мне. – О, а вот и Громов нас ждет! – прервал он свое пение.

Глава 21

– Гром и молния! – начал было приветствовать Арсений начальника охраны, но осекся, увидев выражение его лица.

– Я начинаю верить, что есть люди-катастрофы. – Громов был цвета сигаретного дыма, который он выпускал вверх. – Они притягивают к себе проблемы, как магнит железо.

– Да? Прикольно, – легко согласился Строганов, не уловив намека. – А что случилось? Черняев ожил?

– Павлов попал в аварию. – Громов перевел взгляд на меня. – У тебя есть знакомые в больнице…

– Федор? – У меня внутри вдруг образовалась пустота.

– Да, – коротко подтвердил Громов. – Так у тебя есть знакомые в больнице «Скорой помощи»?

– Черт! – Я почувствовал слабость в коленях. – Он жив? Что с ним?

– Доктор! – рявкнул Громов. – Это я и прошу узнать! Он в реанимации больницы…

– А вы откуда это знаете? – перебил его разом посерьезневший Строганов. – И что за авария? Во сколько? Сегодня утром? Или ночью?

Громов вначале сделал последний затяг, затем швырнул сигарету в урну, после чего ответил:

– Утром, по пути на работу, недалеко от дома, не справился с управлением, выехал на встречку. Состояние тяжелое, больше ничего не знаю. Позвонили знакомые из ГИБДД. – Он перевел взгляд на меня. – Ты можешь узнать?!

– Да, сейчас позвоню, – пришел я в себя.

Мне удалось дозвониться до знакомого трансплантолога из этой больницы, и он пообещал выяснить все о состоянии Федора. Пока я ждал информацию, Арсений расспрашивал Громова про утренний разговор с Борщевиковым.

– Я ему озвучил нашу вчерашнюю версию, – проговорил Василий Михайлович. – Что это проблема, но не криминал. Если, конечно, больше ничего не всплывет. Он согласился. Да, есть новости и от самого Борщевикова. Про Яблочкова. Я сейчас приму отчет у дежурной смены, а потом предлагаю поговорить. Это важно…

– Как бы нам не пришлось снова включить его в список подозреваемых, – необычно тихо проговорил Арсений, глядя вслед уходящему начальнику безопасности.

Не успел я спросить, что натолкнуло его на эту мысль, как зазвонил мой телефон. Оперативно справился доктор! Доклад его был кратким: Федор «тяжелый», на КТ субарахноидальное кровоизлияние, гематом нет, ставят ушиб мозга средней степени, кома-1, по Глазго 8 баллов, на вспомогательной вентиляции, давление держит, сломана пара ребер, но легкие целы. «Короче, для нас он слишком здоровый, – цинично пошутил трансплантолог и добавил: – Но ты бы забрал его к себе, а то он в общей реанимации лежит, а надо бы в специализированную, в нейро». Я пообещал поговорить со своим шефом.