Ночной цирк

Конкорд, Массачусетс, 31 октября, 1902

Поппета и Виджет стоят у ворот цирка, подальше от билетной кассы, несмотря на то, что ручеек из посетителей почти иссяк в столь поздний час. Наполненный звездами туннель уже убрали, заменив его одной полосатой занавесью. Часы позади них бьют три раза. Виджет жует покрытый шоколадом поп-корн.

— Фто ты ему фкафала? — спрашивает он с набитым ртом.

— Постаралась все объяснить, как смогла, — говорит Поппета. — Думаю, я провела аналогию с тортом.

— Что ж, это должно сработать, — говорит Виджет. — Кому ж не понравится аналогия с тортом?

— Не уверена, что смогла донести мысль правильно. Мне показалось, что он был расстроен, когда я попросила его не приходить сегодня, если он не хочет уезжать с нами. Я не знала, что еще сказать, только старалась, чтобы он понял, насколько это было важно, — Поппета вздыхает, прислонившись к железной ограде, — И я поцеловала его, — добавляет она.

— Знаю, — говорит Виджет.

Поппета смотрит на него, лицо становится таким же красным, как и волосы.

— Я не хотел, — говорит Виджет, пожимая плечами. — Ты совсем ничего не умеешь скрывать. Тебе следует больше тренироваться, если ты не хочешь, чтобы я мог это видеть. Разве Селия тебя этому не учила?

— Почему твое умение видеть становиться лучше, а мое лишь хуже? — спрашивает Поппета.

— Везение?

Поппета закатывает глаза.

— Ты разговаривал с Селией? — спрашивает она.

— Да. Я сказал ей, что Бэйли должен пойти с нами. Все, что она ответила, это то, что не будет этому препятствовать.

— Хорошо, хоть что-то.

— Она расстроена, — говорит Виджет, встряхивая коробку с поп-корном. — Она ничего мне не сказала и едва слушала меня, когда я пытался объяснить, чего мы хотим. Я бы мог сказать, что бы хотим завести летающего бегемота в качестве домашней зверюшки, и она бы сказала, что с этим нет проблем. Но ведь Бэйли идет с нами не только ради удовольствия, так?

— Я не знаю, — говорит Поппета.

— А что ты знаешь?

Поппета смотрит вверх на ночное небо. Темные облака закрывают большинство звезд, но несколько из них, мягко сверкающих, все-таки видно.

— Помнишь, когда мы были у Звездочета, я видела что-то яркое, но не смогла сказать что?

Виджет кивает.

— Это был внутренний двор. Весь внутренний двор, а не только костер. Яркий, обжигающий и горячий. Потом… Не знаю, как это произошло, но там был Бэйли. В этом я уверена.

— И это скоро случится? — спрашивает Виджет.

— Очень скоро, мне кажется.

— Мы должны похитить его?

— Я серьезно, Видж.

— Нет, правда. Мы можем это сделать. Мы можем проникнуть в его дом, ударить его чем-нибудь тяжелым и перетащить его сюда незаметно, насколько это возможно. Мы можем поддерживать его, а люди будут думать, что он напился. Прежде, чем он очухается, он уже будет в поезде и у него не будет выбора. Быстро и безболезненно. Ну, безболезненно для нас. За исключением чего-то тяжелого для него, конечно.

— Не думаю, что это хорошая идея, Видж, — говорит Поппета.

— Ой, да брось ты, будет весело, — говорит Виджет.

— Я так не думаю. Мне кажется, что мы сделали все, что было в наших силах и теперь нам остается только ждать.

— Уверена в этом? — спрашивает Виджет.

— Нет, — тихо говорит Поппета.

Через некоторое время Виджет уходит в поисках, чего бы еще съесть, а Поппета остается ждать у ворот одна, время от времени оглядываясь через плечо, чтобы проверить который час на часах позади нее.

Перекресток II

Пурпурный цвет ярости и красный цвет судеб

Лондон, 31 октября-1 ноября, 1901

«Хотя любую другую ночь в цирке по праву можно назвать волшебной», написал как-то герр Тиссен, «канун дня Всех Святых нечто особенное. Сам воздух, словно насыщен тайнами и загадками».

Это особенная ночь Хэллоуина холодная и ясная. Шумная толпа укутана в теплые пальто и шарфы. На многих надеты маски, лица теряются за овалами черных, серебристых и белых цветов.

Освещение в цирке тусклее, чем обычно. И, кажется, что тени выползают из каждого угла.

Чандреш Кристоф Лефевр входит в цирк без предварительного уведомления. Он берет серебряную маску из корзины у ворот и прикладывает её к лицу. Билетерша в кассе даже не узнает его, когда тот полностью оплачивает входной билет.

Он бродит по цирку словно лунатик.

Человек в сером костюме не носит маски. Он идет неторопливо, спокойной, почти ленивой походкой. У него нет определенной цели, он просто бродит от шатра к шатру. В какие-то он заходит, другие проходит мимо. Он покупает чашку чая и остается во дворе, наблюдая некоторое время за костром, пока не решает двинуться обратно бродить между шатрами.

Он никогда прежде не посещал цирк, и, кажется, он наслаждается происходящим вокруг.