Ночной цирк

Бэйли заталкивает пробку обратно. Некоторое время они оба молчат. Ветерок треплет волосы Поппеты.

— Сколько времени у меня есть на раздумья? — спрашивает тихо Бэйли.

— Мы уедем сегодня, когда закроется цирк, — говорит Поппета. — Поезд будет готов еще до рассвета, хотя было бы лучше, если ты сможешь прийти раньше. Отъезд может получится немного… сложноватым.

— Я подумаю, — говорит Бэйли. — Но ничего обещать не могу.

— Спасибо, Бэйли, — говорит Поппета. — Можешь сделать одно одолжение? Если ты решишь, что не едешь, не мог бы ты тогда вообще сегодня в цирк не приходить? Пусть это будет прощанием? Я думаю, так будет проще.

Бэйли смотрит на нее растерянно, ее слова не мираж. Это даже страшнее, чтобы сделать выбор и уехать с ними. Но он кивает, потому что чувствует, что так надо.

— Хорошо, — говорит он. — Я не приду, если не поеду. Обещаю.

— Спасибо, Бэйли, — говорит Поппета. Она улыбается, хотя он не может сказать, счастливая это улыбка или нет.

И прежде, чем он собирается попросить ее, чтобы она попрощалась за него с Виджетом, если это потребуется, она наклоняется и целует его; не в щеку, как она делала множество раз до этого, а в губы, и Бэйли понимает, что готов следовать за ней куда угодно.

Ни слова не говоря, Поппета разворачивается и уходит. Бэйли наблюдает за ней до тех пор, пока видные ее волосы на фоне неба, потом он продолжает смотреть ей вслед; маленький флакончик зажат в его руке, а он все еще не знает, что чувствовать или делать, когда на размышления остается лишь несколько часов.

Позади него овцы, предоставленные сами себе, решают пройти сквозь ворота, чтобы побродить по полю на другой стороне.

Приглашение

Лондон, 30 октября, 1901

Когда цирк приезжает в Лондон, Селия Боуэн идет в Отель Мидленд Гранд, несмотря на то, что искушение немедленно отправиться к Марко по адресу, указанному на визитке, столь велико.

Она не задает никаких вопросов у стойки.

Она ни с кем не разговаривает.

Она стоит в самом центре вестибюля, оставаясь незаметной как для персонала, так и для постояльцев отеля, проходящих мимо нее, спеша в другие места, на другие встречи и в другие временные пристанища.

После того, как она простояла, как цирковая статуя, больше часа, к ней подходит мужчина в сером костюме. Пока она говорит, он слушает ее без какой-либо реакции, а когда она заканчивает, он лишь кивает. Она приседает в идеальном реверансе, потом разворачивается и уходит.

Мужчина в сером костюме стоит еще некоторое время незамеченным в вестибюле.

Перекресток I

Сбросить шляпу

Лондон, 31 октября-1 ноября, 1901

В цирке всегда особенно празднично в канун Дня Всех Святых. Во дворе развешаны круглые бумажные фонарики, а тени танцуют на их белой поверхности, словно молчаливые унылые лица. Для зрителей у ворот в корзинах лежат кожаные маски черных, белых и серебристых цветов с завязывающимися ленточками, если те захотят их надеть. Порой бывает трудно отличить обыкновенного зрителя от циркового артиста.

Это совсем другой опыт, побродить по цирку анонимно. Вписаться в окружающую среду, становясь частью атмосферы. Многие зрители безмерно наслаждаются этим опытом, в то время как других маски приводят в замешательство и они предпочитают им свои собственные лица.

Теперь, когда часы пробили уже за полночь и наступление Дня Всех Святых все ближе, толпа зрителей значительно редеет.

Оставшиеся зрители в масках бродят по шапито, словно призраки.

Очередь к гадалке в эти часы также сошла на нет. Большинство людей ищут свою судьбу в начале вечера. Исход ночи требует уже нечто более годного для души, нежели для разума. Ранее от клиентов не было отбоя, но когда на смену октябрю пришел ноябрь, в вестибюле никто не ждет, нет никого за занавесом, чтобы услышать что за тайны откроют им карты.

А затем занавес из бисера колышится, хотя она не услышала никакого движения.

То, что Марко пришел, чтобы рассказать ей, не стало неожиданностью. Карты сказали ей об этом много лет назад, но она отказывалась к ним прислушиваться, предпочитая искать другие возможности, альтернативные варианты, которые возможно будут приняты.

Но услышать это из его уст, совершенно другое дело. Как только он произнес эти самые слова, забытое воспоминание тут же всплывает в ее памяти. Два силуэта в зеленом посреди оживленного бального зала, настолько влюбленные друг в друга, что в зале повышается температура.

Она просит его вытянуть одну карту. Тот факт, что он соглашается, удивляет её.

Карта, что он вытягивает не La Papessa.

Когда он покидает её шатер, она снимает свою вывеску на этот вечер.

Она и раньше снимала свою вывеску, на весь вечер или на несколько часов, когда устает от чтения судеб или ей просто нужна небольшая передышка. Чаще всего она проводит это время с Цукико, но на этот раз вместо того, чтобы идти искать акробатку, она остается сидеть в одиночестве за столом, маниакально перетасовывая карты Таро.

Она переворачивает карту рубашкой вниз, затем еще одну и еще.