Ночной цирк

— Я это чувствую, — говорит он. — Это что-то вроде того, когда предчувствуешь шторм, движение в воздухе. Я почувствовал его, как только вошел в шатер, и чувство усиливается по мере приближения к дереву. Не уверен, что его сможет почувствовать тот, кто не знаком с этим ощущением.

— Как думаешь, она может чувствовать тоже, что и ты? — спрашивает Исобель.

Марко не думал об этом раньше, хотя это кажется ему вполне возможным. Эта мысль странно приятна ему.

— Я не знаю, — это все, что он говорит Исобель.

Исобель опять откидывает назад вуаль, которая соскользнула ей на лицо.

— Хорошо, — говорит она, — теперь ты об этом знаешь и можешь делать с ним все, что захочешь.

— Таким образом, это не сработает, — говорит Марко. — Я не могу использовать для своих целей то, что создано ей. Стороны должны оставаться разделенными. Если бы мы играли в шахматы, я не мог бы просто убрать ее фигуру с доски. Мой единственный вариант — нанести удар моей собственной фигурой, когда она двигает свою.

— Но тогда у игры не может быть конца, — говорит Исобель. — Как ты можешь поставить мат цирку? В этом нет никакого смысла.

— Это не как в шахматах, — говорит Марко, пытаясь объяснить то, что он наконец-то начал понимать, несмотря на то, что не знает, как это выразить словами. Он бросает взгляд на ее стол, где картинками вверх разложено несколько карт, одна их которых привлекает его внимание. — Это что-то вроде этого, — говорит он, указывая на женщину с весами и мечом, La Justice[10] написано ниже ее стоп. — Это как весы: одна сторона моя, другая — её.

На столе, меж карт, появляются серебряные весы; каждая из чаш балансирует, наполненная бриллиантами, сверкающими в свете свечей.

— То есть цель — склонить одну из чаш в твою пользу? — спрашивает Исобель.

Марко кивает, переворачивая страницы тетради. Он продолжает листать до страницы с деревом.

— Но, если каждый из вас будет добавлять постоянно на свою чашу, — говорит Исобель, глядя на плавно покачивающиеся весы, — разве они не сломаются?

— Не уверен, что это точное сравнение, — говорит Марко, и весы исчезают.

Исобель хмурится, глядя на пустое место.

— Как долго это будет продолжаться? — спрашивает она.

— Понятия не имею, — говорит Марко. — Хочешь уйти? — добавляет он, глядя на нее, неуверенный при этом, какой ответ хочет получить.

— Нет, — говорит Исобель. — Я… Я не хочу уезжать. Мне правится здесь, правда. Но еще я хочу понять. Может быть, я могла бы быть более полезной, если бы поняла.

— Ты и так очень полезна, — говорит Марко. — Возможно, единственное мое преимущество в том, что она не знает кто я. У нее есть только цирк, чтобы реагировать, а у меня есть ты, чтобы следить за ней.

— Но она не выказывала какой-либо реакции, — возражает Исобель. — Она все держит в себе. Она читает больше любого из тех, кого я когда-либо встречала. Близнецы Мюррей обожают её. Она была очень добра ко мне. Я никогда не видела, чтобы она делала какие-то необычные вещи помимо своего представления. Ты говоришь, что она делает все эти шаги, но я никогда не заставала ее за этим. Откуда ты знаешь, что это не работа Итана Барриса?

— Мистер Баррис создает впечатляющие механизмы, но это не его работа. Хотя она украшала его карусель, в этом я уверен. Сомневаюсь, что инженерный талант мистера Барриса способен заставить дышать раскрашенных деревянных грифонов. У этого дерева в земле есть корни, оно живое, даже не несмотря на то, что на нем нет листьев.

Марко возвращается к рисунку, проводя пальцами по линиям дерева.

— Ты загадал желание? — тихо спрашивает Исобель.

Марко закрывает тетрадь, не отвечая на вопрос.

— Она по-прежнему выступает четверть часа? — спрашивает он, доставая часы из кармана.

— Да, но… ты собираешься сидеть там и смотреть ее представление? — спрашивает Исобель. — Там едва хватает места для двадцати человек, она заметит тебя. Думаешь то, что ты будешь там, не покажется ей странным?

— Она меня не узнает, — говорит Марко. Часы исчезают из его руки. — Я был бы тебе признателен, если бы ты сообщала мне, когда появляется новый шатер.

Он разворачивается и уходит, двигаясь так быстро, что трепещет пламя свечей.

— Я скучаю по тебе, — говорит Исобель, когда он выходит, но сантименты разбиваются со стуком занавеси, закрывшейся за ним.

Она одергивает черную пелену вуали вниз на лицо.

* * *

После ухода последнего посетителя в ранние утренние часы, Исобель вынимает свою Марсельскую колоду из кармана. Она всегда хранит ее при себе, несмотря на то, что у нее есть специальный стол, сделанный на заказ в черно-белом цвете с оттенком серого.

Она вытаскивает из Марсельской колоды одну карту. Она знает, что это за карта еще до того, как переворачивает её. Ангел, изображенный по середине — лишь подтверждение тому, что она подозревает.

В колоду карту она не убирает.

Прим. переводчика:

Окружающая обстановка

Лондон, сентябрь 1891