Ночной цирк

— Селия, — выдыхает он ей на ухо, вкладывая в звук ее имени желание и боль, которые чувствует она сама. Жар его дыхания обжигает ей шею.

— Прости, — говорит она. — Я… Я не хочу усложнять то, что и так слишком сложно.

Он ничего не отвечает, продолжая ее обнимать, но ветер постепенно стихает, и волны, разбивающиеся о борт корабля, успокаиваются.

— Большую часть жизни я из последних сил пытаюсь научиться владеть собой, — говорит Селия, опустив голову ему на плечо. — Познать себя вдоль и поперек, разложить все по полочкам. Когда ты рядом, мне это не удается. Это пугает, а еще…

— Я не хочу тебя пугать, — перебивает Марко.

— А еще пугает наслаждение, которое мне это доставляет, — заканчивает Селия, поднимая голову, чтобы взглянуть ему в глаза. — Так хочется раствориться в тебе. Расслабиться. Позволить тебе помочь мне не крушить хрусталь, вместо того чтобы непрестанно себя контролировать.

— А я мог бы.

— Знаю.

Они молча стоят на палубе. Корабль скользит вдаль по черной глади.

— Давай убежим, — говорит Марко. — Куда-нибудь. Подальше от цирка, подальше от Александра и твоего отца.

— Мы не сможем, — возражает Селия.

— Конечно, сможем, — настаивает Марко. — Если мы будем вместе, мы сможем все.

— Нет, — вздыхает Селия. — Все мы можем только здесь.

— Я не понимаю.

— Ты когда-нибудь всерьез задумывался об этом? О том, чтобы взять и уйти? Не просто тешить себя приятной мечтой, а действительно исполнить свое намерение?

Когда он ничего не отвечает, она продолжает:

— Тогда попробуй прямо сейчас. Представь, что мы сбегаем из цирка, выходим из игры и вместе начинаем новую жизнь где-то далеко, только представь это как следует.

Марко закрывает глаза, чтобы нарисовать перед мысленным взором картину того, как он будет осуществлять свою мечту. Обдумывает в деталях, как передать дела новому секретарю Чандреша, представляет, как будет упаковывать чемоданы, как пойдет покупать обручальные кольца.

Его правая рука начинает гореть. Острая пронизывающая боль растекается от полоски шрама на пальце, поднимается по руке, стирая любую мысль из его сознания. Это та же боль, которую он испытал при появлении шрама, только в тысячу раз острее.

Корабль прекращает скользить по волнам. Осыпаются бумажные листы, и море чернил тает, уступая место двум рядам стульев, расставленных кольцом внутри полосатого шатра. Марко падает на пол, корчась от боли.

Боль немного стихает, когда Селия опускается возле него на колени и берет его за руку.

— В ночь, когда цирк отмечал свой юбилей, — начинает она. — В ночь, когда ты поцеловал меня. В ту ночь мне пришла в голову эта мысль. Я не хотела продолжать игру, я хотела просто быть с тобой. Я думала предложить тебе убежать и я действительно этого хотела. Стоило мне убедить себя, что у нас это получится, я испытала такую ужасную боль, что едва удержалась на ногах. Фридрих не понимал, что со мной происходит, он просто нашел тихий уголок, где я смогла присесть, и держал за руку. И не задавал вопросов, на которые я не смогла бы ответить, потому что его доброта не знает границ.

Пока Марко тщетно пытается выровнять дыхание, ее взгляд останавливается на его шраме.

— Я подумала, что, возможно, все дело в тебе, — продолжает она. — Поэтому однажды я попыталась остаться на перроне, чтобы поезд с цирком уехал без меня, и боль была такой же нестерпимой. Мы связаны, и связаны надежно.

— Ты хотела убежать со мной, — улыбается Марко, несмотря на пронизывающую его боль. — Я и не надеялся, что поцелуй окажется таким действенным.

— Ты мог бы заставить меня забыть о нем, стереть его у меня из памяти так же легко, как заставил обо всем забыть гостей того вечера.

— Не могу сказать, что это было легко, — признается Марко. — К тому же я не хотел, чтобы ты забывала.

— Я не смогла бы его забыть, — говорит Селия. — Как ты себя чувствуешь?

— Ужасно. Но боль отпускает. А ведь я тогда сказал Александру, что хочу все бросить. Видимо, я сам не верил в то, что говорил. Я просто хотел до него достучаться.

— Видимо, это сделано для того, чтобы нам не казалось, будто мы заперты в клетке, — говорит Селия. — Мы не замечаем решеток, пока не пытаемся проникнуть сквозь них. Отец говорит, что все было бы куда проще, если бы мы не любили друг друга. Возможно, он прав.

— Я пробовал, — говорит Марко, заключая ее лицо в ладони. — Я пытался забыть тебя, но не смог. Я не могу перестать думать о тебе, не могу перестать о тебе мечтать. Разве ты не чувствуешь ко мне то же самое?

— Конечно, чувствую, — признается Селия. — Ты всегда здесь, рядом со мной. Я пропадаю в Ледяном саду, чтобы хоть отчасти ощутить то, что чувствую рядом с тобой. И так было всегда, даже до того, как я узнала, кто ты. И всякий раз, когда я думаю, что лучше быть не может, я ошибаюсь.

— Тогда что мешает нам быть вместе здесь и сейчас? — спрашивает он. Его ладони соскальзывают с ее лица, опускаясь на обнаженные плечи.