Нортенгерское аббатство (пер. В.Литвинец)

Когда они вышли к галерее, ее волнение было настолько сильным, что она едва могла говорить – лишь время от времени поглядывала на свою подругу. Элеанора казалась помрачневшей, но, тем не менее, держала себя в руках. Ее спокойствие говорило о том, что она уже привыкла ко всему, что напоминало ей о матери. Вот она наконец прошла через тяжелые двери и прикоснулась к замку. Кэтрин, чуть дыша, повернулась, чтобы закрыть за собой на всякий случай эти передние двери, как вдруг заметила в дальнем конце галереи страшную фигуру – фигуру самого генерала. В тот же миг до ее ушей донесся громкий крик «Элеанора», эхом отозвавшийся во всем здании. Поскорее спрятаться – таким было первое инстинктивное желание Кэтрин, хотя она почти не надеялась, что осталась им не замеченной. Когда ее подруга с виноватым видом пробежала мимо нее, подошла к отцу и тотчас же ушла вместе с ним, Кэтрин сломя голову помчалась в свою спальню, где, заперев двери, решила, что у нее теперь не хватит смелости даже спуститься вниз. Она просидела у себя, по меньшей мере, час, глубоко сочувствуя состоянию своей бедной подруги и ожидая, что злой генерал вот-вот вызовет ее к себе в комнату. Однако вызова не последовало; и, заметив, что к аббатству подъехал экипаж, она, в конце концов, отважилась спуститься и встретиться с ним лицом к лицу, так как там она могла рассчитывать на защиту его гостей.

В утренней столовой было шумно и весело. Генерал представил ее собравшимся как подругу своей дочери, при этом он, похоже, очень ловко скрывал свою ярость, что позволяло ей чувствовать себя пока в безопасности. Элеанора, будучи не безразличной к тому, что думают о ее отце, улучила момент, чтобы сказать:

– Отец просто хотел, чтобы я ответила на одну записку.

После этого Кэтрин стала надеяться, что генерал либо действительно не заметил ее, либо из соображений вежливости делает вид, что не заметил. Успокоившись, она уже не боялась находиться в его присутствии. Ничего не произошло и после того, как гости уехали.

Во время своих утренних размышлений она пришла к решению, что в следующий раз отправится к этой запретной двери одна, без сопровождающих. Будет намного лучше, если Элеанора тоже ничего об этом не узнает. Кроме того, зачем лишний раз подвергать ее опасности, если их вдруг опять обнаружат; зачем заставлять ее входить в комнату, от которой у нее сжимается сердце? И потом, на свою дорогую гостью генерал не станет так кричать, как на дочь. Наконец, она не сможет сделать тщательный осмотр, если кто-то будет рядом. Маловероятно, что ей удастся объяснить свои подозрения Элеаноре, которой в голову до сих пор, похоже, ничего подобного не приходило. Не сможет она в ее присутствии и искать доказательства жестокости генерала, которые, возможно, еще сохранились где-нибудь в комнате. Она была уверена, что ей посчастливится найти какую-нибудь улику, например, обрывки дневника, который миссис Тилни вела до самого своего последнего вдоха. Итак, теперь все было в руках Кэтрин; поскольку она хотела управиться с этой тайной до возвращения Генри, чей приезд ожидался завтра утром, она не могла терять больше ни минуты. Было всего четыре после полудня; значит, солнце продержится над горизонтом еще два часа; ей будет необходимо вернуться лишь на полчаса раньше обычного, чтобы одеться к ужину.