Генри, вынужденный каяться за отца, казался таким же жалким, как и в начале встречи, и краснел при мысли об этом. Разговор с родителем в Нортенгере трудно было назвать дружелюбным. Возмущение молодого человека, услышавшего, как обошлись с Кэтрин, и получившего приказ со всем изложенным согласиться, не поддается описанию. Генерал привык оставлять в семье последнее слово за собой и потому приготовился лишь к возможному молчаливому неодобрению, но при этом он никак не ожидал, что несогласие сына выразится столь непреклонно и твердо. Теперь же, как ни шокирующе это покажется, гнев его нисколько не устрашил сына, уверенного в своей правоте и понимавшего, что покусились не только на его любовь, но и на честь, и потому ничья ярость на свете не могла поколебать его преданности. Он решительно отказался сопровождать отца в Херефордшир во время спешно выдуманной поездки, нацеленной на то, чтобы появился предлог для отъезда Кэтрин, и так же решительно изъявил желание как можно скорее предложить руку и сердце. Генерал был взбешен, и расставание прошло с жутким скандалом. Генри пребывал в столь сильном возбуждении от пережитой ссоры, что немедленно направился обратно в Вудстон, где провел многие часы, прежде чем собрался с мыслями и на следующий же день начал путешествие в Фуллертон.
Глава 31
Узнав, что мистер Тилни пожаловал, чтобы просить руки дочери, супруги Морланды на мгновение буквально застыли от изумления: им никогда не приходило в голову, что кто-то из молодых людей питал особые чувства к дочери, но поскольку то, что Кэтрин все же кто-то полюбил вполне естественно, им ничего не оставалось, как проникнуться радостным оживлением и гордостью и приступить к церемонии, тем более что принятие решения зависело только от них и не было причин дело откладывать. Приятные манеры и рассудительность молодого человека казались столь явными, что служили лучшими рекомендациями; кроме того, не слыхав о мистере Тилни ни одного дурного слова, родители нисколь не предполагали, что когда-нибудь такое слово все же может быть найдено. Его добрые намерения и ум говорили сами за себя.
– Кэтрин станет самой безрукой хозяйкой на свете, – пролепетала мать, но ее тут же успокоили тем, что практика, безусловно, лучшая школа в таком деле.
На пути к счастью молодых возникло лишь одно препятствие, о котором мы вкратце упомянем; оно имело такое свойство, что официально заключить помолвку можно было только его преодолев. Несмотря на мягкий характер, родители Кэтрин обладали достаточно твердыми принципами, и, поскольку генерал столь шумно обрубил всякую связь своего сына с их дочерью, Морланды не могли допустить того, чтобы благословение дала лишь одна сторона. Они не были слишком горды и утонченны, чтобы требовать в качестве обязательного условия приезда мистера Тилни с целью признания альянса, не ждали от него даже чистосердечного одобрения сыновнего выбора; но то, что простое согласие все же необходимо получить – совершенно ясно.
Такое решение молодых людей не удивило. Они скорбели, но поделать с этим ничего не могли; им пришлось расстаться, уповая лишь на то, что генерал сменит гнев на милость, и одновременно понимая, что такое вряд ли случится, по крайней мере в обозримом будущем. Генри вернулся в дом, который все еще оставался только его домом, чтобы терпеливо и страстно ждать перемен; Кэтрин осталась в Фуллертоне оплакивать свою судьбу. И пусть дорогой наш читатель не спрашивает, приносила ли тайная переписка хоть сколько-нибудь утешения влюбленным. По крайней мере, добрые родители Кэтрин этого не делали, и как только дочь получала очередное письмо, они смущенно отводили взгляд в сторону. Боюсь, почтенному читателю все же трудно себе представить печаль и беспокойство, что терзали молодых людей, а также всех, кому они дороги; но если это так, поспешим вместе увидеть, узнают ли наши герои подлинное счастье, ведь повесть о них близится к концу, а надежды еще так призрачны.
Не сомневайся, читатель, счастье есть, и желанный брак все же состоялся, но какой ценой! Какое чудо могло заставить генерала изменить свое мнение? В основном, замужество его дочери с влиятельным человеком большого достатка, которое состоялось тем летом. Тщеславие мистера Тилни насытилось, он впал в доброе расположение духа и пребывал в нем до тех пор, пока Элеанора не попросила у него прощения для брата и разрешения тому «быть дураком, если ему так угодно!»