Норвежский лес

На следующий день в четверг у меня была утренняя пара по физкультуре, и я несколько раз проплыл пятидесятиметровый бассейн. От нагрузки у меня немного поднялось настроение, появился аппетит. Я съел в ресторанчике объемный комплексный обед и направился было в библиотеку филфака кое-что проверить, но по пути случайно встретил Мидори Кобаяси. Она шла со щупленькой девчонкой в очках, но, увидев меня, свернула навстречу.

– Ты куда? – спросила она.

– В библиотеку.

– Может, сходишь в другой раз? А мы зато вместе пообедаем?

– Я только что поел.

– Ну и что? Еще раз поешь.

В конце концов, мы с Мидори зашли в соседнее кафе, она съела порцию риса с карри, а я выпил кофе. На ней поверх белой футболки с длинным рукавом была желтая шерстяная жилетка с вышитыми рыбками, тонкая золотая цепочка и часы с Микки-Маусом на циферблате. Она очень аппетитно все съела, выпила три стакана воды.

– Где ты пропадал все это время? Я столько раз звонила, – сказала Мидори.

– Что-то хотела?

– Нет, просто звонила.

– А-а, – сказал я.

– Что значит «а-а»?

– Ничего. Просто вырвалось. Как у тебя – больше ничего не сгорело?

– Да, повеселились тогда. Почти ничего не пострадало, а дыма на несколько пожаров. Ничего так себе, – сказала Мидори и опять несколько раз жадно отхлебнула воды. А когда отдышалась, серьезно уставилась на меня. – Послушай, Ватанабэ, что с тобой? Что у тебя с лицом? Даже зрачки какие-то чужие…

– Вернулся из похода, немного устал. Так, ничего особенного.

– У тебя такой взгляд, будто ты видел призраков.

– А-а, – снова сказал я.

– У тебя есть после обеда занятия?

– Немецкий и религиоведение.

– Может, прогуляешь?

– Немецкий не получится – сегодня контрольная.

– Во сколько закончится?

– В два.

– Тогда давай потом съездим в город, где-нибудь выпьем?

– С двух часов? – спросил я.

– Иногда можно. Ты весь какой-то заторможенный. Выпьем, придешь в себя. Я тоже хочу с тобой выпить, чтобы взбодриться. Ну, идет?

– Идет, – вздохнул я. – Жду тебя в два во дворе филфака.

После пары немецкого мы сели в автобус и поехали на Синдзюку. Зашли в «DUG» на подземном этаже за книжным магазином «Кинокуния» и выпили по две водки с тоником.

– Иногда захожу сюда. Хоть и рано, но здесь не бывает никаких угрызений совести.

– Часто пьешь с обеда?

– Иногда, – болтая оставшийся в стакане лед, ответила Мидори. – Если в окружающем мире становится невыносимо, прихожу сюда выпить водки с тоником.

– И что, этот самый окружающий мир так невыносим?

– Иногда, – повторила Мидори. – У меня куча проблем.

– Например?

– Дом, парень, сбой в месячных… в общем, разные.

– Еще по стаканчику?

– Конечно.

Я поднял руку, подозвал официанта и заказал еще две порции.

– Помнишь, в то воскресенье я тебя поцеловала? – спросила Мидори. – Я подумала… как было хорошо… очень.

– Ну и хорошо.

– «Ну и хорошо», – повторила Мидори. – Нет, все-таки, у тебя странная манера речи.

– Разве?

– Это к слову. Я думала. Про тот день. Неплохо, если бы то был мой первый в жизни поцелуй с парнем. Если б я могла сама составлять свою жизнь из фрагментов, сделала бы этот поцелуй первым. Непременно. И жила бы потом, размышляя вот так: «Что сейчас делает Ватанабэ, с которым я впервые в жизни поцеловалась на чердаке?» Даже сейчас, когда мне уже шестьдесят четыре. Разве не прекрасно?

– Прекрасно, – ответил я, вынимая из скорлупы фисташки.

– Слушай, почему ты такой рассеянный? Уже второй раз спрашиваю.

– Видимо, еще не вписался в этот мир, – немного подумав, ответил я. – Иногда мне кажется, что здесь – ненастоящий мир. И люди, и окружающий пейзаж – ненастоящие.

Мидори оперлась одной рукой о стойку бара и посмотрела мне в лицо.

– По-моему, у Джима Мориссона были такие слова. «People are strange when you are a stranger»[34].

– «Пи-ис», – сказала Мидори.

– «Пи-ис».

– Поехали со мной в Уругвай? – продолжала Мидори. – Бросим все – любимых, семью, институт…

– Неплохая мысль, – рассмеялся я.

– Тебе не кажется прекрасным все бросить и уехать туда, где никто тебя не знает? Иногда ведь так и хочется сделать. Нестерпимо хочется. Поэтому если ты меня увезешь куда-нибудь далеко, нарожаю тебе крепких, как бычки, малышей. И все будем жить счастливо. Кататься по полу.

Я рассмеялся и допил третью водку с тоником.

– Или ты не хочешь крепких, как бычки, малышей и кататься по полу?

– Интерес испытываю великий. И хочу посмотреть, какие они, – ответил я.

– Ну и ладно, раз не хочешь, – жуя фисташки, сказала Мидори. – Мне-то что? Выпиваю в такую рань, несу всякую чушь. Придет же в голову – все бросить и куда-нибудь уехать… Ну, и что там будет, в этом Уругвае, кроме ослиного дерьма?

– Пожалуй, ты права.

– Вокруг сплошное ослиное дерьмо. Останешься здесь, поедешь туда… Мир – сплошь ослиное дерьмо. На, дарю эту каменную, – протянула мне Мидори фисташку с такой твердой скорлупой, что я с трудом справился. – Но в прошлое воскресенье мне полегчало. На пожар посмотрели, выпили, песен погорланили. Давно я так не расслаблялась. Еще бы – все от меня чего-то требуют. Стоит с кем-нибудь увидеться, и начинается: одному – то, другому – это. По крайней мере, тебе от меня ничего не нужно.