Норвежский лес

Окрестности Очяно-мидзу кишели школьниками средних и старших классов. То ли у них были пробные экзамены[35], то ли подготовительные курсы. Мидори левой рукой прижимала к себе сумочку, а правой держала за руку меня. И проворно ныряла сквозь толпы школьников.

– Скажи, Ватанабэ, ты можешь четко объяснить мне разницу между сослагательным наклонением настоящего и прошедшего времени в английском? – ни с того, ни с сего спросила она.

– Думаю, что да.

– Тогда скажи: это как-нибудь может пригодиться в повседневной жизни?

– В повседневной жизни – в общем-то, нет, – ответил я. – Но, думаю, если рассуждать о конкретной пользе, это неплохая тренировка для систематического восприятия разных вещей.

Некоторое время Мидори с серьезным видом обдумывала мои слова.

– А ты крут… – сказала она. – Я до сих пор даже представить себе такое не могла. Лишь рассуждала, зачем нужны эти сослагательные наклонения, дифференциалы, таблица Менделеева. И старалась не замечать все эти заумности. Или же я ошибалась по жизни?

– Как это не замечала?

– Их для меня просто не существовало. Я, например, синуса от косинуса не отличу.

– И ничего, закончила школу, поступила в институт, – с деланным удивлением сказал я.

– Дурак ты, – сказала Мидори. – Ты что, не знаешь? Было б чутье, а экзамены можно сдать и так. Ни шиша не зная.

– У меня чутье не такое острое, как у тебя, поэтому приходится мыслить систематически. Как ворона тащит стеклышки в гнездо.

– Ну и к чему тебе это?

– Кое-что начинает получаться лучше.

– Что, например?

– Например, метафизическое мышление, изучение нескольких иностранных языков…

– И где это может пригодиться?

– Зависит от человека. Некоторым идет на пользу, другим – нет. Но это все – тренировка, пригодится или нет – другой вопрос. Как я говорил в начале…

Мидори заинтересованно хмыкнула и потянула меня за руку вниз по склону:

– А ты умеешь объяснять.

– Серьезно?

– Еще бы. Знаешь, скольким я задавала вопрос про это самое сослагательное наклонение? Думаешь, кто-нибудь дал вразумительный ответ, как ты? Даже учителя английского не смогли. Стоит спросить, все начинают либо сбиваться, либо сердиться и делать из меня идиотку. И никто не может объяснить толком. Был бы кто-нибудь вроде тебя, объяснил мне все это, глядишь – и заинтересовалась бы сослагательным наклонением.

– Хм…

– Ты когда-нибудь читал «Капитал»?

– Читал. Правда, не полностью. Как и многие.

– И… понял?

– Местами – понял, местами – нет. Чтобы адекватно читать «Капитал» нужно обладать соответствующей системой мышления. Конечно, «Марксизм в картинках» не понять сложно.

– Как ты считаешь, может никогда не читавший таких книг первокурсник прочесть «Капитал» и все сразу усвоить?

– Вряд ли, – ответил я.

– Я, поступив в институт, записалась в фольклорный кружок. Хотелось песен попеть. Ну и что ты думаешь? Сборище жутких прохиндеев. Как вспомню, так вздрогну. Не успела записаться, потребовали прочесть Маркса. Конкретно – читай от сих и до сих. Объясняли, что фольклор необходимо связывать с социал-радикализмом. Что поделаешь, пришлось себя не помня читать Маркса. Вернувшись домой, засела. Что к чему? Белиберда какая-то. Сослагательное наклонение и то проще. На третьей странице бросила. А на следующем собрании говорю: «Читала, но ничего не поняла». С тех пор меня держат за дуру. Говорят, нет понимания проблемы, социально-отсталая. Какая чушь! А я всего-то сказала, что текст не поняла. Как тебе это?

– Угу.

– А как они дискутировали… С умными лицами, трехэтажными фразами. Мне стало непонятно, спрашиваю: «Что значит “империалистическая эксплуатация”? Существует ли какая-нибудь связь с Ост-Индской компанией?» Или: «Означает ли крах промышленных кооперативов, что после институтов нельзя устраиваться на работу в фирмы?» Но никто мне ничего не объяснил. Куда там – все разозлились. Поверишь?

– Верю.

– Как ты живешь, не зная таких вещей? О чем думаешь по жизни? И все – клеймо. Глупая. Простонародье. Но мир и держится на простонародье, эксплуатируется – тоже простонародье. К чему тогда революция, если бросаться непонятными простонародью словами? В чем заключаются социальные перемены? Я ведь хочу сделать этот мир лучше. Если до сих пор продолжается эксплуатация, с ней нужно непременно покончить. Поэтому и спрашиваю. Ведь так?

– Так.

– Я тогда подумала: все они – пройдохи. Бросаются громкими словами, петушатся, охмуряют первокурсниц, а сами мечтают лишь о том, как забраться им под юбку. А переходят на четвертый курс – коротко стригутся, шустро устраиваются в свои «Мицубиси», «Ти-Би-Эс», «Ай-Би-Эм», «Банк Фудзи», обзаводятся не имеющими понятия о Марксе женами и дают своим детям до жути вычурные имена. Какой там крах промышленных кооперативов? Смешно до слез. Другим первокурсникам еще хуже. Делают понимающий вид и глупо улыбаются. А потом говорят мне: «Дуреха. Понимаешь не понимаешь – сиди, поддакивай». Рассказать историю похлеще?

– Давай.