Носферату

Не могу поручиться за все остальное, но насчет коктейлей Санек не солгал. Когда глубоко за полночь Аполинария Родионовна распахнула перед нами дверь, Анна уже не пыталась поднять голову и покорно висела у меня на плече с врожденной грацией мешка картошки. Я совершенно не чувствовал себя пьяным. Единственным, что говорило об обратном, было всепоглощающее и стойкое ощущение необъятного вселенского счастья. Оно исходило не изнутри, а откуда-то сбоку, где я ключицей чувствовал биение Анниного сердца.

Старушка поцокала языком, покачала головой и глубоко разочарованно вздохнула.

— Где же это вы, други мои, так нарезались?! — сокрушенно пробормотала она, рассматривая бездвижное тело Анны, точнее, ту его симметрично украшенную квадратными карманами джинсов сторону, за которую я придерживал мою возлюбленную, чтобы она не сползала с плеча.

— Йырбодречев, ЯиранилопаАнвоноидор! — бодро сказал я, по мере произнесения слов понимая, что что-то не так.

— Эх ты! — всплеснула руками бабушка Стерн. — Это вас Александр Александрович так отделал. Не зря он говорил, что коктейли сам будет готовить! А каким показался приличным молодым человеком… Да если б я знала, что он поклонник Майна Рида, ни в жизнь бы Анну Моисеевну с вами, обормотами, не отпустила.

— Ирп меч НйамДир? Я ещбоовеннереву, отчКёнаслатичотч-дубин еморкаватсу… — попытался выговорить я, осторожно укладывая Анну на диванчик в холле, пока Полина Родионовна суетилась на кухне, заваривая для нее какие-то отвратительного запаха травы.

— Ну как же, судя по вашему виду, вы, небось, всю «Белую перчатку» перепробовали. «Черного всадника» пили? Такой симпатичный коктейльчик, кофе отдает?! Пили, сама вижу. А язык вам завязало с «Головы сарацина». И я не удивлюсь, если ваш друг окажется вам вовсе не другом, потому что честный человек «Голову сарацина» мужчине весом менее девяноста пяти килограмм, а уж тем более беззащитной, неопытной в деле употребления алкоголя девушке смешивать не станет.

Полина Родионовна присела на краешек дивана и влила Анне в рот чайную ложку отвара. Анна проглотила, закашлялась и, пробормотав «опсиабс», отвернулась к спинке, обхватив ее рукой.

— Вот видите, — укоризненно произнесла Стерн, снова поворачивая Анну к нам лицом и вливая ей в рот новую порцию варева. — Вас я хотя бы понимаю. А у нее даже палиндромная речь отключилась. Если сутки анаграммная будет сохраняться, придется врача вызывать. Позорище вы мое… Коктейли из карты «Белой перчатки» на первых трех материках вообще запрещены. «Сэр Мармадьюк» раньше, лет двадцать назад, на пятом материке был в моде как дуэльное оружие. По стакану, и три часа не пить, не есть. Кто жив остался, тот и прав. И ведь бывалые люди ласты склеивали, а он вам… В дом я больше вашего Сашу не пущу! Даже не просите! — в сердцах воскликнула она, протягивая мне стакан с остатками травяного пойла, подманила взиравшего на нас от двери Витязя, жестом приказала доставить гостью в ее комнату и снова обратилась ко мне: — Советую выпить, Носферату Александрович, хуже вам уже все равно не будет. А вот говорить по-человечески станете часа через два.

— А адуктоывёсв о хялйеткокхитэетеанз? — задал я мучивший меня вопрос.

Старушка хихикнула и лукаво посмотрела мне в глаза.

— Откуда в коктейлях разбираюсь? Да я вообще-то, мой мальчик, не родилась старой благопристойной развалиной. Были, что называется, и мы рысаками. Пивала я «Белую перчатку». И не раз. Но не с непривычки. И не до положения риз. А вы, как дети малые…

И Полина Родионовна медленно пошла наверх, шаркая пестрыми тапками.

— За мной, Панург. Ваша драгоценная уже видит седьмой сон. И можете не волноваться, вам с утра будет значительно хуже, чем ей.

Мне действительно было хуже. Настолько, что я не сразу смог понять, почему нахожусь не в своей постели, а лежу, трогательно свернувшись в позе эмбриона, на полу возле изголовья Анниной кровати.

— Ферро, объясин, то есть объясни, что ты тут делаешь? — нетерпеливо трясла меня за плечо Анна, слегка запинаясь в словах и стыдливо натягивая одеяло до самых плеч. — И почему ты одет?

— Ты хотела сказать, почему ты раздета? — поправил я, пытаясь подняться с пола настолько осторожно, чтобы моя голова не взорвалась, как наполненный водородом воздушный шарик, о который не очень удачливый дурак решил потушить сигарету.

— Нет, Ферро, — решительно сказала она, старательно заглядывая мне в глаза, — то, что ты в моей комнате, а я раздета, меня совершенно не удивляет…

— Ты хочешь выяснить, не воспользовался ли я твоей вчерашней слабостью в своих низменных целях?! — поддразнил я.

Анна тряхнула головой, и ее длинные светло-русые волосы закрыли плечи.

— Нет, Носферату, я хочу выяснить, не воспользовалась ли я сама своей вчерашней слабостью? И перестань улыбаться, мне не до шуток. Между нами что-нибудь было?

Я почувствовал, что с каждой ее возмущенной репликой силы возвращаются ко мне, головная боль отступает и я вполне готов продолжить утреннее развлечение и довести следователя из отдела преступлений в сфере искусства Анну Моисеевну Берг до белого каления.