Ностальгия по крови

Илария никак не могла включиться во всеобщее веселье. Она держала в руке бокал и вглядывалась в него, словно пытаясь найти на дне ответ.

Шесть, пять, четыре…

Она спрашивала себя, что делает в эту минуту убийца. Кто знает, где он. Кто знает, как он выглядит. Может, совершенно нормально, как и все окружающие. Есть ли у него друзья? Семья? Или он один? С кем он празднует сегодня ночью?

Три, два, один…

Убьет ли он снова?

Часть вторая

1 января

В первый день нового года Иларии хотелось отдохнуть, поваляться в постели целый день. Но ничего из этой затеи не выходило, ее мучило беспокойство. Чтобы отвлечься, она принялась гладить белье. В конце концов, она уже сто лет этим не занималась. Взяв утюг, Илария старательно принялась разглаживать вещи. Но тревога не отпускала.

Сегодня у нее из головы не выходили дети Антонеллы Равазио, которым предстоит пережить то, что когда-то пережила она сама. Кто-то возьмет их за руки и будет вынужден объяснить, очень деликатно подбирая слова, что их маму убили, а главное – кто убил.

Илария прекрасно помнила этот момент и чувство вины, которое испытала. Она тогда действительно ненавидела тетю, которая ей обо всем сказала, причем именно тетю, а не отца. Илария никому бы не призналась, но она тогда подозревала, что тетя врет. Та никогда не ладила с ее отцом и даже иногда с мамой. Илария продолжала думать, что мать действительно уехала, потому что ей все надоели. Она придумывала кучу версий произошедшего, лишь бы не оставаться один на один с голой правдой.

Из своей комнаты Илария постоянно слышала, как в гостиной вполголоса спорили дядья и тетки. Они говорили, что ей надо найти психолога. И она начинала подозревать психолога в сговоре с ними. Илария думала: вот они сейчас убедят меня, что это сделал папа, но это неправда.

Драма развернулась, когда тетки убедили ее несколько минут поговорить с адвокатом. Это был воспитанный мужчина, он даже принес ей подарок: шкатулку. Илария без конца открывала и закрывала эту шкатулку, потому что в ней было много потайных отделений. А адвокат тем временем старался потихоньку задавать ей вопросы. Но Илария сама стала как эта шкатулка: то открывалась, то закрывалась, и много что оказывалось спрятанным в потайных отделениях.

– Нам потребуется терпение, – сказал адвокат тетушкам, выйдя за дверь. – Не думаю, что сейчас подходящий момент, чтобы она могла давать показания.

Илария представляла себя в суде перед отцом, вынужденной заявить: «Убийца – это он». Чтобы там не оказаться, она изо всех сил старалась заболеть: выходила на улицу без куртки, целовала подругу, больную ветрянкой, каталась на велике, не держась руками за руль.

О том вечере Илария старалась не думать, словно напрочь все забыла. Они ссорились? Возможно. Но они часто ссорились. Кто-то из них кричал? Возможно. Во время этих ссор кто-нибудь все время кричал. Был ли какой-нибудь шум? Возможно. Но ей ясно запомнилось только одно: эта тишина. Потому что в какой-то момент тишина стала оглушающей. Двери не хлопали, не слышно было ничьих шагов, телевизор был выключен, даже вода в раковину не капала и стиральная машина не жужжала. Но об этой тишине она никому не рассказывала.

Однако довольно скоро они уехали. Больше не надо было заражаться ветрянкой и падать с велика. В Нью-Йорке шумы были совсем другие и тишина тоже. Там Илария чувствовала себя спокойно. В школе она даже познакомилась с темнокожей девочкой, которая попала в такую же ситуацию. Ее мать тоже убили. И ни одна из них не упоминала своего отца.

Затем наступили подростковые годы, а вместе с ними и третий кассационный суд [61]. Прошло семь лет, и теперь Илария превратилась в худую тринадцатилетнюю девочку с брекетами, немного неуклюжую на вид. Она сама попросила тетю привезти ее в суд. Илария хотела услышать приговор. Семья этого не одобряла и хотела оградить ее от таких впечатлений, но она настояла. К тому времени Илария уже выросла и умела разбираться в сложных вопросах. В самолете она была очень взволнована, словно летела на каникулы. Дядя оплатил поездку для всех, и Илария пришла в восторг. Ее поражало все: откидные сиденья, ужин на подносе, кино и зубная щетка в подарок. Но это были не каникулы.

Илария расплакалась задолго до того, как огласили приговор, когда увидела отца. Конечно, прошло столько лет, но она его не узнала. Он потолстел, и у него отросла борода. Теперь отец носил очки, и волосы у него побелели. Илария разрыдалась, когда, сидя на скамье подсудимых, он повернулся к ней и послал воздушный поцелуй. И с этого момента она уже не могла успокоиться.

1 января

К семи часам вечера Илария обессилела от воспоминаний. Ей очень хотелось позвонить Безане, но она воздержалась: праздник все-таки… Тогда она решила отправить ему маленькое сообщение. Извиниться, что побеспокоила, и еще раз поблагодарить за прекрасный вечер. Ровно через минуту зазвонил телефон. Это был Марко, и он предложил встретиться и выпить по аперитиву.

– Пустить снова в ход алкоголь всегда полезно, Пьятти. Как вы провели первый день года?