Ностальгия по крови

Безана сидел как загипнотизированный. Илария потянула его за руку. Ей хотелось крикнуть: «Эй, да не смотри ты на нее так, ради бога! Это всего-навсего больные люди. Не стоит цепляться за ее слова». Кажется, Безана это понял.

– Они были обречены, – произнесла Лючилла со злобным оскалом. – Очень эротично чувствовать себя обреченными, не находите?

Она с каким-то злым отчаянием впилась взглядом в Безану, прищурившись и приподняв верхнюю губу. Пьятти вскипела от ярости. Ей плевать на эту философию сумасшедших. Они слишком много сил тратят на то, чтобы быть нормальными, и во всей этой бредятине нет ничего здравого и поэтического.

– Спасибо, вы были очень любезны, – вмешалась Илария. – Где мы можем найти вашего бывшего

?

Но Безана сделал ей знак сидеть тихо. Он хотел дослушать историю до конца.

3 января

Лючилла начала рассказывать. Из них двоих Дана всегда доминировала, а она сама всего лишь покорно выполняла все ее приказы. Пока не выросла. Конфликт вспыхнул, когда обе достигли своего расцвета. Лючилле исполнилось двадцать, а Дане – тридцать. Они осознавали и свою красоту, и что это рано или поздно приведет к столкновениям. Сестры не могли не поддерживать друг друга еще и потому, что жизнь у них была достаточно скверная.

Их отец, шофер грузовика, умер, когда обе были еще маленькими. Мать рано заболела болезнью Альцгеймера, и ее поместили в клинику. Дана думала, что сумеет справиться со всеми трудностями благодаря своей работе, не рассчитывая на бездельника мужа. Прекрасный человек, но такой невезучий. Едва он устраивался работать на фабрику, как та закрывалась. Казалось, что он тащит за собой невезение.

Дана засучив рукава старалась содержать всю семью: мать в клинике, сына, мужа, сидящего на социальных выплатах, и сестру, мечтающую стать балериной.

– Мы чувствовали себя неловко, потому что весь городок начал называть ее шлюхой, – говорила Лючилла, – но и от денег ее, конечно, не отказывались. Еще бы!

Безана старался подбодрить ее, все время согласно кивая.

– Я же вела себя ужасно: потратила деньги для учебы в балетной школе на пластику носа. Мне казалось, что именно из-за носа я не так хороша собой, как сестра.

Безана улыбнулся, но прерывать женщину не стал.

– Я была убеждена, что учеба ни к чему не приведет. Один знакомый пообещал устроить мне пробу на телевидении. На самом деле это был вышибала, приятель другого вышибалы, охранника на съемочной площадке. Я тратила все свое время на подготовку к пробам и была уверена в успехе. Меня настолько захватила эта возможность, что я не замечала ничего, что происходило вокруг.

– И не заметили, как между сестрой и вашим женихом завязались отношения.

– Все обстояло гораздо хуже. Это были не просто отношения, это была нездоровая любовь. Настолько нездоровая и всепоглощающая, что она отослала сына к бывшему мужу. Бедного мальчика в буквальном смысле слова выкинули из дома. Для них больше никого не существовало. Они чувствовали свою вину, и казалось, что весь тот вред, который они причиняли друг другу, служил им наказанием. Находиться вместе они могли, только когда напивались, и в этом состоянии дело доходило до истязаний. Дана его провоцировала, рассказывая о своих клиентах, и Кристиан крепко ее избивал.

Илария не хотела больше это слушать и отвернулась. Ей было гораздо интереснее наблюдать за тепло укутанными девочками на горке, которые с радостным визгом съезжали по ней.

– Однажды я застала их в самый разгар ссоры и расплакалась. Обнаружить такую жестокость было гораздо хуже, чем обнаружить измену. Я и представить себе не могла, что они зайдут так далеко. Я даже почувствовала себя виноватой, что оставила их одних и не дала им понять, что против таких развлечений. Моя сестра была привязана к стулу и кричала, чтобы я убиралась вон. Кристиан тоже кричал, а в руке у него была канистра с бензином. Тогда я побежала в полицию.

Илария против воли вспомнила своих родителей. Перед ней возникло мамино лицо, все в кровоподтеках. Она упорно утверждала, что поскользнулась на льду, но Илария знала, что это неправда. Сколько раз родители будили ее по ночам своими криками. А по утрам, когда она вставала готовить завтрак, находила на кухне выбитые стекла, осколки разбитой посуды на полу и маму, которая убирала весь этот мусор: «Я оступилась, когда вынимала посуду из машины».

К горлу подступила тошнота, и Пьятти вскочила, зажав рот рукой и стараясь отдышаться. Нечего раскисать, она сама выбрала работу, где такие истории встречаются на каждом шагу.

– Все в порядке, Илария?

Пьятти кивнула.

– Прошу прощения, наверное, полента плохо пошла, – соврала она и снова уселась на место.

– Когда приехала полиция, они, обнявшись, лежали под одеялом и смотрели телевизор, – продолжила Лючилла. – Они сказали, что мне все приснилось, а может, я была пьяна. А потом сестра его бросила. С меня словно тяжкий груз свалился. Она временно переехала ко мне, потому что дома не чувствовала себя в безопасности. И тут начался ад.

– Почему?