Ностальгия по крови

– Конечно, отказываются. Особенно старики. Но и молодежь относится к тесту с недоверием. Все чего-то боятся и смотрят на нас с подозрением. Можно подумать, мы всем предлагает сфотографироваться голышом.

– Замкнутость и осторожность провинциалов, которая здесь, насколько я понимаю, расценивается как большое достоинство.

– Браво, – ответила аптекарша. – Уж поверьте мне, в этих краях очень трудно проявить инициативу.

3 января

Ближе к семи вечера Безана начал нервничать: перед ним не стоял бокал вина. Они вошли в кафе на площади и уселись за столик. Посетителей было всего двое: лысый парень, который, не поворачивая головы, лихорадочно играл за автоматом, и пьяный старик, сидевший перед рюмкой горькой настойки. Старик внимательно их разглядывал. Пальцы у него пожелтели от никотина, лицо покраснело от алкоголя. Кто знает, может, он и не так уж стар, просто ведет скверную жизнь. Безана смотрел на него с тревогой: он опасался сам так кончить свои дни. Он даже не решился отпить глоточек белого. И потом, ему очень не нравился пристальный взгляд старика.

– Вы ведь журналисты, верно?

Илария кивнула и улыбнулась. Но ей тоже стало не по себе.

– Я знаю одну вещь, которая может вас заинтересовать, – сказал старик.

Илария обернулась, испугавшись, что эту фразу кто-нибудь услышит и старик дорого за нее заплатит. Она поискала глазами Безану, и тот коротко кивнул. «Пусть говорит», – говорил его взгляд. Может, старик и брякнет какую-нибудь чушь, но надо ему дать возможность высказаться. Никогда не знаешь наперед.

– В самом деле? – встрепенулся Безана. – И что же это?

– История, которую вы наверняка не знаете, – ответил старик, приканчивая свой аперитив.

Безана жестом подозвал официанта и попросил принести еще один аперитив для синьора, он угощает.

– Спасибо, – поблагодарил старик, – ваше здоровье.

Безана и Пьятти улыбнулись ему.

– Поверьте, это не легенда, – продолжал старик. – Мой дед сказок не рассказывал. Так вот, когда Верцени вернулся из тюрьмы…

– Как он мог вернуться? Разве Винченцо не покончил с собой в психушке?

– Россказни, – фыркнул старик. – Он был при смерти, но в последнюю секунду его спасли охранники. Учитывая, что пожизненное заключение ему заменили на тридцать лет, в 1902 году Винченцо Верцени был освобожден. Об этом даже писали в газетах, можете проверить. Представьте, что почувствовали тогда люди, особенно родственники жертв. Поэтому его выслали куда-то на поселение на три года. А потом он снова вернулся в Боттануко. Он жил здесь, на улице Сан-Джорджо, почти не выходя из дома и стараясь никому не попадаться на глаза. Потом началась Первая мировая, и многие из его земляков ушли на фронт. Среди них ушел добровольцем и сын Паньочелли. Когда убили его мать, он был еще младенцем, но в 1914-м разменял четвертый десяток. Война меняет людей, и мужчинам вдруг открывается, что убивать – дело нетрудное.

– Что вы имеете в виду?

– Месть, дорогой мой, месть, – вздохнул старик.

Пьятти и Безана переглянулись, не понимая, принимать старика всерьез или нет.

– И что, сын Паньочелли отомстил?

– И не он один. Когда он вернулся с фронта в 1918-м и спросил о Верцени, ему ответили, что тот жив. Его не смогла убить даже испанка, которая унесла больше жизней, чем война. Несколько дней лихорадки, и ему стало легче. У злодеев крепкая шкура. Для сына Паньочелли, который столько раз смотрел смерти в глаза в окопах Изонцо [77], это было слишком. Ему хотелось придушить убийцу собственными руками, но его остановила жена. Она умоляла его не делать глупостей. Он только-только вернулся, у них пятеро детей, неужели он хочет, чтобы она снова осталась с ними одна? Все надо как следует организовать. Она была женщина хитрая и знала, что все ненавидят Верцени так же, как и они, даже если сейчас тот и не причиняет никому вреда. Винченцо шел седьмой десяток, а выглядел он на все девяносто: сгорбился, худые ноги еле двигались, подбородок дрожал. Кто знает, что с ним делали в тюремной психушке, чтобы довести до такого состояния.

– Значит, они замыслили коллективное убийство? – Безана явно заинтересовался.

– Что-то в этом роде. Скажем так, вдохновителем стал весь город. Все наиболее влиятельные люди собрались, представьте себе, в церкви! Там присутствовал и Джо Равазио, которому в год убийства Мотта исполнилось семнадцать. Его родители сошли с ума от горя, ведь Джованна была их любимой дочерью. Теперь же Джо стал шестидесятилетним торговцем и страдал подагрой. Из всех собравшихся он был самым мотивированным. Раньше Джо терпеть не мог сына Паньочелли, но теперь их объединила ненависть. Наконец-то они за себя отомстят. Ублюдок Ломброзо избавил Верцени от смертной казни? Тогда они сами решат проблему.

Безана заказал второй бокал белого вина. Эта история его увлекла. Своему новому другу он тоже велел повторить.