У Флавии в Альцано-Ломбардо имелся магазин оптики, где она работала вместе с братом. Но страсть к фотографии и к природе давно стала ее второй профессией. Каждое утро, прежде чем открыть магазин, она запрыгивала в свой внедорожник, где уже лежали наготове настроенный фотоаппарат и тренога, и отправлялась по лесам и холмам, часто выбирая такие места, где еще никто не бывал.
Она и в эти дни не изменила своим привычкам, хотя вся Бергамаска была взбудоражена исчезновением девушки. Брат старался всеми средствами убедить ее не ездить никуда одной, но все уговоры были бесполезны. Флавия не особенно следила за новостями, ее больше, чем дела людские, интересовали косули, олени и горностаи, дикие животные, которых браконьеры стремились убить, а она – дать им вечную жизнь своими снимками. Фотографии Флавии печатались во многих журналах, а ее документальный фильм об альпийских животных был рекомендован местной газетой как последняя интересная новинка. Это ее воодушевило.
– Вот паршивка, улетела, – проворчала Флавия, поддав ногой какую-то ветку.
Она уже держала указательный палец на кнопке «съемка», когда услышала трепет крыльев. Паршивка, паршивка. Оказалось, что синица еще здесь, только перелетела на другое дерево. Законный выбор. Флавия нацелила объектив на птицу и стала подкрадываться ближе. Однако шум не прекращался. Вероятнее всего, он исходил откуда-то из-за ее спины. Разве это была не птица? Она резко обернулась, но ничего не увидела. Может, шелестел ветер или упала ветка.
Флавия уже приготовилась сфотографировать синицу, когда снова раздался этот шум, словно скрипел иней. Она опять обернулась. Никого. Только следы на земле, но их мог оставить и охотник. Вот дура, позволила запудрить себе мозги всеобщим психозом.
Флавия поискала глазами синицу и нашла ее на вершине маленькой часовни. Таких часовенок здесь было полно, некоторые из них развалились, некоторые разрушили вандалы или повредили пьяные водители. Она медленно подошла ближе.
Синица посмотрела на нее, и желтые перышки на груди затрепетали от ветра. Потом птица нерешительно открыла клюв, тряхнула черной головкой и упорхнула в часовню.
– Маленькая разбойница, – прошептала Флавия и бросилась вдогонку.
Она нацелила фотоаппарат на вход. Но что это там блестит? Флавия тихо и медленно вошла внутрь. И вдруг выронила фотоаппарат. Ее не волновало, разбился он или нет. Потеряла так потеряла. Пусть остается здесь. На этот раз она увидела слишком много. Развернувшись, Флавия бросилась бежать и бежала так быстро, как позволяли силы, спотыкаясь о корни, виляя между деревьями и изо всех сил напрягая ноги. Она все время слышала собственное сумасшедшее дыхание. Может быть, ноги недостаточно быстро ее несли.
10 января
Находившись по полям до пяти утра, совершенно измученные Илария и Марко передали свои фонари другим добровольцам и отправились в гостиницу. Они совсем замерзли, им надо было принять горячую ванну, чтобы восстановить кровообращение. Новость настигла их в номере. Им не нужно было ничего говорить друг другу. Прозвучал телефонный звонок, короткий и сухой, и они переглянулись.
Илария настолько устала, что не могла заснуть. Она лежала, закутавшись в халат, и глядела в окно на рассвет и на покрывший землю иней. Кто знает, что случилось с Мелиссой, пока роса превращалась в кристаллики льда.
В последний раз они виделись с ней сразу после Рождества. Она была восхитительна и полна сил, как женщина, которая скрывает какую-то хорошую новость, чтобы не сглазить. И было не похоже, что она собирается сделать аборт. Возможно, Мелисса приняла решение позже, как знать. У нее были пышные, непослушные кудри, словно у непокорного растения, и блестящие глаза женщины, которую любили и любят. А вот походка была слишком порывистая и беспокойная, как у человека, который чего-то боится. Но чего она боялась? Потерять все, что имела?
Они наговорили ей тогда гору комплиментов. Вместо того чтобы поддержать, понять и помочь, они хвалили ее. Какая ты сегодня красивая, какая веселая. И Мелисса, обычно более жизнерадостная, вдруг на миг помрачнела и опустила глаза.
Безана тогда предложил ей аперитив, и Мелисса рассказала, что мать затеяла ремонт дома в ее комнате. У Мелиссы не хватило мужества ее остановить и сказать, что это бесполезно, потому что она хотела уехать отсюда. Прости, мама, но… Но ничего не получится. Эта трусость – или губительная деликатность? – с одной стороны, мешала ей спокойно планировать будущее, а с другой – делала все ее движения порывистыми.
Мелисса говорила, что после праздников наберется мужества и попросит мать не строить планы и не приглашать строителей. В ее планы входила аренда дома в Милане. Мелисса целые часы просиживала у компьютера, выбирая себе жилье. В новом году она собиралась отправиться осматривать понравившиеся варианты.