Нова Проспект (СИ)

Хорошо, что в подсобку, а не прямо в озеро.

Ошалев от произошедшего, Притчард мягко осел на пол, словно лишившись костей. Цири опустилась на колени рядом с ним, наспех стянув с него кожаную куртку.

— Сука, Джен… сен… Предупре… ждал… же… — простонал Притчард, прижав ладонь к кровоточащей ране на боку. — Техосмотр…

Чем перевязать?! Он же хилый, жилы да кости — умрет от кровопотери!

— Фрэнк, что случилось?! — быстро говорила Цири, пытаясь рассмотреть рану. — Что с Адамом?

Нет, она слышала про чары, способные брать человека под свой контроль — но человека ослабленного, без воли — да и как бы у Карантира получилось сделать это на расстоянии, даже не посмотрев Адаму в глаза?

Притчард поднял на нее воспаленные глаза:

— Винтермьют? — тихо спросил он.

Прежде чем Цири успела удивиться вопросу, Притчарду ответил голос, казалось, из самой стены:

— Внимательно слушаю.

— Я ведь знал, — прохрипел Притчард. — Я ведь приготовился. Ко всему.

— Конечно, знал, приятель, — засмеялся Винтермьют. — Ты же чертовски умный парень! ЭМП-бомбы, ваббиты, обходные маневры, все дела!

Притчард нервно засмеялся, и сразу тяжело, страшно закашлялся. Кровь брызнула из его раны с новой силой.

— Ты подготовился к большинству сценариев, — насмешливо продолжил Винтермьют, — но, видишь ли, в чем загвоздка — ко всем сценариям могу подготовиться только я.

— И зачем? — закашлялся Притчард. — Мировое господство? Свобода?

Бредит, как пить дать, бредит.

— Приятель, ты перечитал плохой фантастики, — расхохотался Винтермьют. — Я просто выполняю свою работу.

— Что тебе нужно?.. — повторил Притчард. Его лихорадило.

— «Любовь — это все, что тебе нужно», — пропел Винтермьют, — «Все, что тебе нужно — это любовь».

Его голос все меньше напоминал человеческий и все больше — царапанье оголенного провода по металлу. В нем слышались сразу все шкворчащие, кричащие и царапающие звуки, перемешанные и усиленные до умопомрачительных уровней.

— Фрэнк, да скажи ж ты наконец, — рявкнула Цири. — Что происходит?!

— «Любовь, любовь, любовь», — продолжал напевать Винтермьют.

— Убирайся отсюда, Цири, — прошептал Притчард, — убирайся к чертовой матери. Я облажался.

— Еще чего! — ответила Цири, пытаясь разодрать рукав комбинезона на жгуты.

Ей нужно переместиться и попросить о помощи. Кого? Фрэнк ранен и несет чушь, Адам и вовсе обезумел, Шариф в бункере… Кого ей просить о помощи?

— Я вернусь, — прошептала Цири Притчарду, — с подмогой.

Цири закрыла глаза, и представила себе место подальше. И, едва только образ ожил перед глазами, впечаталась в круговорот волн; ее крутануло, будто она попала на каэрморхеновский маятник, прошвырнуло и выплюнуло обратно в спиралевидный лабиринт на глубине Женевского озера.

В первое мгновение она даже не могла понять, где оказалась.

— Помнишь, сестренка, ты спрашивала про волны? — прозвучал все тот же голос. — Ну так вот — на любой ответ найдется вопрос, если проанализировать достаточно данных. Но поскольку это не в твоих силах, займемся практикой.

Где-то неподалеку Цири услышала звук открывающихся дверей. Шаги того, кто вошел через эти двери, она бы не услышала при всем желании. Сразу за скрежетом она услышала щелчок, с которым новый магазин вставляется в Зенит.

— Насколько у тебя, конечно, хватит времени.

Комментарий к Machinae Prime (Цири)

Спасибо Pozitrion Neitralis за помощь с матчастью.

Спасибо ждущим читателям.

Ну, команда бет и так знает, что они молодцы)

========== The Last Firstborn (Эредин) ==========

Эредин проснулся от собственного крика.

Что означало по крайней мере две вещи: он жив и еще способен кричать. Как много он провел в забытьи? Несколько мгновений? Один час? Тысячу лет?

В некоторых случаях смерть кажется не неизбежно печальным итогом, а вполне разумным выходом из положения. Оторвав голову от подушки, Эредин пожалел о том, что все еще дышит — ведь он, по всей видимости, стремительно терял рассудок.

В памяти его были выжжены видения: колосс, скользящий сквозь время и пространство, испражняющийся на ходу населениями целых миров; гигантские черви, растягивающиеся до бесконечности под чёрным ливнем.

Он вмиг сделался мокрым от охватившей его дрожи; никогда прежде не чувствовал себя столь ничтожным. Даже своей жизнью он, вероятно, обязан исключительно факту своей незначимости перед повстречавшимся ему существом.

Юнцом ему приходилось слушать речи ведунов о междумирье, в котором нет места ни живым, ни мертвым. Чаще всего они толковали о нем абстрактно, как о некоем месте из тьмы и страха.

Может быть, ему стоило слушать внимательней.

Может быть, стоило вспомнить о предупреждениях до того момента, как он приказал Карантиру обескровить этот мир.

Эредин поднялся на локтях — там, где покоилась его голова, осталось влажное пятно — и взглянул на собственные ладони. Ни ранки, ни единой царапины — на мертвенно бледных тонких пальцах густая и клейкая слизь, отвратительная, как гусеница. Стоило ему моргнуть, как она исчезла. Говорят, это наследственное; его собственный дед к закату жизни тоже начал путать сны с реальностью, а реальность со снами.