Новая Дикая Охота

Сперва Мете показалось, это просто от слёз всё вокруг так туманится, расползается, рассыпается на яркие пятна, и вместо того, кто дёргал её за рукав, тоже только какое-то голубое пятно. Но приглядевшись, Мета поняла, что не в слезах дело. Просто рядом с ней на диване и правда – сидело? – стояло? – лежало? – скорее всё же висело сравнительно небольшое голубое пятно. А минуту спустя Мета его узнала. Сама же нарисовала это пятно на жёлтом и серебряном фоне месяца три назад. Была у неё этим летом не слишком уверенная попытка снова вернуться к нефигуративной живописи. Ну вот, вернулась уж так вернулась. Зашибись.

– Ты хорошая, – сказало Мете пятно. – Ты даже сама не знаешь, насколько хорошая! Ты нарисовала меня! Если бы не ты, меня бы вообще никогда не случилось. А теперь ты ревёшь. С тобой стряслась какая-нибудь ужасающая беда?

Мета отрицательно помотала головой. Сказала:

– Не бери в голову, просто с подружками напилась. Мне поспать надо, к утру всё пройдёт. Давай я сниму пуховик и лягу. А ты… ну, например, можешь погладить меня по голове.

– Ладно, – согласилось голубое пятно. – Я попробую. Никогда ещё никого не гладило. Даже не понимаю, чем это надо делать! Но ничего, я справлюсь. Всё когда-нибудь случается в первый раз.

* * *

Ветер постепенно густеет, становится горьким как дым и падает на землю крупными хлопьями, похожими на стеклянные облака; из квартир, чердаков и подвалов выходят одичавшие сны, которых ни разу никто не увидел, а если увидел, то после не вспомнил, сразу забыл; девочка в красном платье пляшет на крыше, жалобно причитая: «не мел, не мел»; голуби светятся, как гнилушки; таксист, приехавший по заказу, паркуется напротив бара «Буковски» и во все глаза смотрит, как по мостовой, превратившейся в узкую быструю реку, плывёт рыхлый сизый весенний лёд.

* * *

31 октября 2020 года, 02:49

– Значит, здесь, сейчас я Елена. Документы небось не врут! Смешное имя – «Е-ле-на». Интересно, оно происходит от русского «еле-еле»? Или «ели и съели»? Или, к примеру, от дерева ель? Или от «элемента»? Или от «электричества»? От «электричества» – идеально, всё-таки электричество – всем, даже людям понятное проявление силы мира, так лучше всего, – рассуждала Елена, высокая, темная, словно обугленная, будто её и правда опалило примерещившимся смеху ради огнём, озирая окрестности с крыши крытого рынка Халес, куда она тоже смеху ради, а зачем бы ещё, забралась.

Окрестности, с её точки зрения, были – ну, так себе. Ничего выдающегося. Вполне обычный человеческий город. Вот так сразу даже не скажешь, что когда-то родился из сна. Но если я здесь, значит точно из сна родился, – сообразила Елена. – Меня не бывает в других местах.

– Привет, город, – наконец сказала она. – Сегодня я, предположим, Елена Зандманн. Но важно не имя, а то, что я – прямая наследница покойного здешнего хаоса. Отец мой помер от лютой тоски в ваших скучных человечьих краях, а сестрёнки с братишками разбежались отсюда подобру-поздорову. Но ещё ничего не потеряно, вам повезло, я-то с вами осталась! Не забалуете у меня. Я в нашей семье что-то вроде самого младшего сына, который по традиции в сказках дурак и счастливчик. И со мной обстоит приблизительно так. Поэтому во всяком сновидении мне положена доля. А ты, дорогуша, когда-то родился из глупого человечьего сна. Но глупый был сон или нет, придётся тебе раскошелиться! Я сегодня за данью пришла.

Елена всегда начинает с такого нахального заявления. Не потому, что сама верит во все эти глупости, а нарочно, чтобы всех рассердить. На самом деле Елена – обычная самозванка. Ладно, положим, обычной грех её называть – возникает, где вздумается, мерещится где попало, возникать и мерещиться для неё единственный способ существовать. И в том месте, где она хоть кому-нибудь примерещилась, сразу начинается страшный бардак. Но Елена совершенно точно не младший сын хаоса. И даже не старший. И не красавица-дочь. У хаоса вообще нет детей; ну или скажем иначе: все его дети, все и всё во вселенной по этому весёлому деду родня.