Новая эпоха [с иллюстрациями]

– Мрракабесы! Урроды, млят, ущщербные! – поприветствовал наших примерно через полчаса скрипучим голосом, но вполне по-русски попугай в клетке, обыкновенный по размерам и довольно невзрачный на фоне прочих оранжево-сероватый кубинский ара, тоже вымерший к нашим временам вид, но ничем особым не выдающийся.

– Помолчи, петух крашеный, покуда тебя в суп не определили, – ответил ему Володя, набрасывая на клетку плащ, – За что это он нас так?

– Да то он не вас, то он "вообще" – от меня тут нахватался, – пояснил я ему.

– А ты тут на кого так осерчал?

– На кого, на кого… На фиников этих тутошних, млять, грёбаных.

– И за что ты на них взъелся?

– Да уроды ж, млять, ущербные! Мракобесы они, млять, грёбаные античные! Тримандогребить их, млять, в звиздопровод через звиздопроушину! Чтоб им ни дна, ни покрышки! Чтоб им жить всю жизнь на одну получку! Чтоб у них, млять, на жопах чирьи у всех повскакивали! И вообще, ну их на хрен, уродов, млять, ущербных! – я воспроизвёл далеко не всё, что изрыгал тут в адрес этих финикийских дебилов некоторое время назад в сердцах, а так, краткую и сжатую выжимку – квитэссенцию, скажем так.

– Урроды, млят, ущщербные! – согласился со мной высунувший башку из-под плаща попугай.

– Помолчи, петух крашеный, – я поправил володин плащ на клетке.

– Так всё-таки, чем они тебе не угодили?

– Да я ж хотел пацана на обратном пути к нам забрать – учить парня надо языку и в школу на следующий год определять, а Аришат и Фамей – ни в какую. Хотят его тут, млять, фиником обыкновенным, как и они сами, воспитать. Фамей считает, что ему не на пользу наше воспитание пойдёт – типа, выучим и воспитаем его испанцем, и он тут всё вверх дном перевернёт, переделывая по-нашему, и тогда весь город на уши встанет.

– Ну, если долботрахом вырастет, то так оно и будет, – заметил Серёга, – Эти любят всех вокруг себя на уши ставить, и даже его финикийское воспитание не очень-то облегчит им жизнь.

– Тем более, что главный финик ещё ВСЕГО не знает – что не просто испанцем воспитаем, а РУССКИМ испанцем, – ухмыльнулся спецназер, – А это ему, млять, ни разу не хрен собачий!

– Ага, воспитали БЫ, – поправил я его, – Да только не судьба…

– Да хрен с ними, Макс! Нашёл, из-за чего нервничать!

– А я разве нервничаю? Просто досадно. Маттанстарт – тоже ведь для меня не сбоку припёку, а моё потомство, и мне хотелось позаботиться, и возможность ведь есть, а у них тут – млять, своя финикийская кухня…

– Ну, если уж на то пошло, то ты ведь сам говорил, что с тобой его мамаша своё решение залетать и рожать не согласовывала, как назвать, если родится пацан, а как, если девка, тоже не спрашивала, а родила и назвала втихаря, как самой вздумалось. То есть, по большому счёту, сама сделала тебя не при делах. Ну и, раз так – какое тебе дело до этой замшелой финикийской семейки?

– Володя, полегче на поворотах!

– Ну, извини, как думал, так и выразился. Но суть-то ведь ты один хрен уловил?

– Ага, суть – уловил…

– Ну так и хрен с ними, и с твоей тутошней бабой, и с папашей ейным, – сказал геолог, – Раз уж они так вцепились в пацанёнка – не воевать же теперь из-за них со всей финикийской колонией.

– Серёга, да разве ж в них проблема? Аришат, конечно, упирается рогом как мать, и для неё это нормально, и странно было бы иначе, но Фамей, городской суффет – мужик очень неглупый, и его я тоже вполне могу понять. Проблема – в этих грёбаных тупорылых финиках, в этих маленьких простых человечках, тутошних народных массах, млять, которые бздят любых перемен в жизни…

– Урроды, млят, ущщербные! – проскрипел снова высунувший башку попугай.

– Точно, – согласились мы с пернатым всей компанией.