Новая инквизиция

Но Лесник решил досмотреть до конца. И молча сгрёб со стола «компак». Дубинка тут же опустилась на его затылок — так, по крайней мере, показалось охраннику. Ещё ему показалось, что дубинка обрела непонятную самостоятельность, и рванулась из руки, и руке стало больно. Затем, мгновенно, без перехода, показалось, что винохранилище встало дыбом и пол ударил в лицо ослепительно-грохочущим ударом, а потолок ударил сзади, и голова расплющилась между ними…

На этом всё кончилось. Больше любителю бить по затылкам не казалось ничего.

Пашик не понял деталей произошедшего. Но общую ситуацию оценил правильно. Сидел на стуле, как сидел, только беззвучно разевал рот.

Стул был единственным. Лесник уселся на край стола, повернул лампу, чтобы свет бил в лицо Пашику. Приём стар, как мир, но тем не менее всегда срабатывает.

— На чём мы остановились? Ты, кажется, куда-то хотел звонить?

Как выяснилось, Лесник недооценил Пашика. То ли тот был крепче, чем казался, то ли глупее, а скорее всего, бармена подвела инерция мышления — не смог осознать превращение противника из ничтожного червя в хозяина положения.

За спиной раздался лёгкий звук. Лесник бросил мимолётный взгляд через плечо. Всё в порядке — ноги гориллоида судорожно дёрнулись и вновь застыли. Но вот Пашик… Воспользовавшись моментом, бармен незаметно потянулся к карману. Ему казалось — незаметно.

— М-м-мёртвый? — кивнул первый «нумер» на охранника.

Голос дрожал, но цель вопроса ясна — хочет, чтобы противник отвлёкся, ещё раз обернулся…

— Тебя это так волнует? — равнодушно спросил Лесник. — По-моему, у тебя есть более насущные заботы…

Но ненадолго отвернулся, любопытствуя: что там у жадного Пашика за козырь припрятан? Неужто действительно ствол?

Козырь у жадюги был помельче — газовый баллончик. Лесник дождался его полного извлечения, перехватил руку бармена, сдавил, — и ловко поймал падающую пшикалку.

Пашик, отчаявшись одолеть супостата своими силами, широко распахнул рот. Разрывающий уши вопль рванул наружу. Вернее, попытался рвануть — в его источник немедленно был засунут кляп. Тот самый баллончик — глубоко, головкой-распылителем внутрь.

И тут же Лесник ударил — на вид несильно, играючи. Стул рухнул, Пашик скорчился на полу. Когда управляешь противником, берёшь его под контроль, навязываешь силой свою волю — любую попытку к сопротивлению, даже любое несанкционированное действие надо сразу наказывать — ударом, уколом ножа, в крайнем случае — выстрелом (другим неповадно будет). Жёсткая аксиома, известная любому бойцу, участвовавшему в спецоперациях.

Оказавшись на ногах, Пашик обнаружил, что тело его утеряло большинство степеней свободы. Собственно, оно, тело, относительно безболезненно могло выполнять лишь одну функцию — согнувшись, ковылять в сторону двери. Любые попытки изменить скорость и направление движения либо остановиться — тут же рождали дикую боль в заломленной назад левой руке. Правая, поднявшая на страшного наркомана баллончик, до сих пор висела плетью. Баллончик, кстати, так и оставался во рту — ни вытолкнуть, ни выплюнуть — застрявшая в глотке головка казалось острой, угловатой и раскалённой… Бармен шёл, торопливо перебирая ногами — и мычал носом, негромко и жалобно.

К двери Лесник подвёл его не просто так. Винохранилище запиралось лишь снаружи — стоило предусмотреть появление незваных гостей и не дать возможности поймать себя в мышеловку.

Голова бармена ткнулась в угол между стеллажом и дверным простенком. Голос, негромкий и яростный, вонзался в ухо:

— Слушай сюда, урод! Я спрашиваю — ты отвечаешь! Быстро, не задумываясь! Ответов только два — кивнул головой — «да», мотнул — «нет». Промедлишь — будет больно. Не ответишь — ещё больнее. Соврёшь — убью сразу!! Понял?

Пашик попытался промычать что-то утвердительное. Боль тут же пронзила руку, рванула по позвоночнику, вцепилась когтями во всё тело.

— Понял??!!

Бармен яростно закивал головой, ударяя лбом в штукатурку: да! да!! да!!!

— Тебе приносили музыкальный центр?! Кивок.

— Автомобильный?

Попытка пожать плечами — новый взрыв боли — торопливое кивание. Дальше стало легче — Пашик хорошо уяснил правила игры.

— Сегодня?

Голова завертелась так, словно всю жизнь мечтала о карьере пропеллера.

— Вчера?

Частота киваний сделала бы честь любому дятлу.

— Он сейчас здесь?

Да!!! — просемафорила голова.

— Сейчас будешь говорить словами. Условия те же. Любой крик станет предсмертным. И быстро, не задумываясь!

Голову Пашика выдернули из угла, липкий от слюны кляп улетел к дальней стене.

— Кто принёс? Имена, быстро!!

Пашик говорил, захлёбываясь словами…

Через пять минут картина прояснилась.

Можно, конечно, лгать и при таком, жёстком варианте экстренного потрошения — но для этого, кроме незаурядной воли и спецподготовки, надо иметь и заранее продуманную легенду. У Пашика не было ни первого, ни второго, ни третьего. А соврать экспромтом, когда за малейшее промедление в ответах наказывают, — невозможно. Шприц с «правдорезом» Лесник даже не стал доставать — принёс его на случай допроса в людном зале.