Новая история денег. От появления до криптовалют

Но обратите внимание — речь все-таки идет о «разумных пределах» лихорадки, а уж когда эти пределы перейдены, когда градусник зашкаливает, то и самые ярые сторонники естественного балансирования спроса и предложения согласятся, что нужно все-таки принимать лекарства. Знатоком этих рецептов был, конечно, другой великий экономист и великий ниспровергатель Сэя (а заодно и Рикардо, и Маркса) — Джон Мэйнард Кейнс. Тот самый, который разработал рецепт лечения дефляции и депрессии.

Кейнс, в отличие от Сэя, наоборот, считал, что важно заботиться не о производстве-предложении, а о спросе. Чтобы у людей было на что покупать, а что покупать тогда найдется. Он остроумно возражал разговорам о полезности кризисов и балансировании рынков в «долгосрочном плане». Говорил: «в долгосрочном плане все мы — покойники», и спорить с этим трудно. Если жизнь целого поколения растоптана каким-нибудь таким «краткосрочным потрясением», то разговоры о будущем самолечении рынка выглядят издевательством, чем-то наподобие очередной марксистской утопии.

При этом трудно избавиться от ощущения, что современные экономисты все больше делятся на два главных лагеря в соответствии со своими политическими пристрастиями и вкусами. Уж так как-то повелось, что если ты — правый, то сторонник Сэя и экономики предложения, а если левый — то непременно Кейнса и спроса. Если за предложение, за производство, значит, ты за свободу предпринимательства, против государственного вмешательства, а значит, за капиталистов, за буржуев. Если ты выделяешь спрос, то ты — защитник рабочего человека, а также роли государства в экономике, что, по мнению некоторых, как раз одно и то же. Хотя это, конечно, невероятно вульгарное и примитивное толкование обеих концепций. И у крупных мыслителей, у того же Кейнса или Ибн Хальдуна например, можно найти формальные признаки и той, и другой. Ведь по большому счету это, в конце концов, две стороны одной и той же монеты.

Как бы то ни было, а предмет этой книги все-таки конкретно деньги, и потому на «закон Сэя» нужно смотреть под этим углом. Поскольку речь идет о важнейшей функции денег — ценообразовании, которое происходит именно на тонкой грани, в точке баланса между спросом и предложением. В этой точке деньги превращают абстрактную стоимость в конкретную цену. Но что, если посмотреть на все с противоположного конца? То есть, понятно, конечная цель цепочки товар — деньги — товар, с точки зрения потребителя, то есть нас с вами, все-таки товар, услуга, потребительская стоимость. Мы же не маньяки какие-то, не шейлоки, не скупые рыцари, нас не греет перспектива тупо спускаться в подвал каждый вечер и любоваться на накопленные сокровища, болезненно блестя глазами. Нам деньги нужны не сами по себе, а для удовлетворения потребностей, ну, чтобы хорошо питаться, одеваться, отдыхать, хорошо учить детей, чтобы к нам всякие неприятные типы поменьше приставали… ну может, повыпендриваться иногда, в меру, перед приятелями и соседями в крайнем случае…

Так что деньги конечной целью, разумеется, быть не могут. Но с точки зрения финансовой логики на самом деле цепочка вовсе не разделяется на такие искусственные триады. На самом деле она выглядит так: товар — деньги — товар — деньги — товар — деньги… и так до бесконечности. А значит, можно всю комбинацию видеть с другого конца — мы предлагаем наш товар в обмен на конечное количество денег… Спрос у нас на деньги. И предложение — это деньги, их ограниченное количество. Мы бы рады отдать все наши товары за деньги, но, как правило, у нас не все берут. Потому что товаров в нормальной ситуации больше, чем денег. Впрочем, что значит больше? Ведь все зависит от цены, разве нет?

Но погодите, давайте скажем честно: планируя свою жизнь, мы думаем именно в этих «монетаристских» терминах. Я вот хотел бы продать издателю все свои творческие замыслы, и как можно дороже. У меня деньги на уме! Но у издателя — они же. У него — жесткий бюджет, он хочет купить подешевле и не все. Все, ему кажется, — слишком жирно будет, у него другие авторы есть. Потому что ему же надо потом подороже всех нас, голубчиков, перепродать читателю на рынке. А читатель, он капризный, ему разнообразие подавай. И вот издатель, бедняга, мучается, пытается угадать завтрашние запросы рынка, чтобы не прогадать сегодня, а потому купить надо то, что может иметь успех, и как можно дешевле. В чем я меряю свои запросы? Не в товарах и удовольствиях, а в деньгах. В чем меряет свои возможности мне заплатить издатель — в деньгах. В них же будут мыслить и читатели, определяя количество денег, которое они готовы истратить в месяц на книги.