Государством, способным помочь России освободиться от пут, связывающих ее на Черном море, оказалась Пруссия. В Петербурге не без тревоги следили за действиями Пруссии, направленными на подчинение всей Германии своему влиянию, но угрозу, которую это несло России, были склонны недооценивать. Сказывались симпатии к монархии Гогенцоллернов влиятельных кругов сановного дворянства и настроения Александра II, поглощенного чувством династической привязанности. Горчаков считал необходимым оказывать противодействие планам Бисмарка по дипломатическим каналам и весьма осторожно подходил к сближению с Берлином. Лишь упорное нежелание Франции договориться с Россией приводило русского министра к мысли, что соглашение с Пруссией является «менее невыгодной политикой». Узнав о недовольстве Александра нарушениями «легитимных» прав немецких князей и предложении Горчакова созвать конгресс для рассмотрения германских дел, Бисмарк тут же выразил желание уплатить ту цену, которое хотело царское правительство.
Летом и осенью 1866 г. состоялись визиты в Петербург генерал-адъютанта Э. Мантейфеля и прусского кронпринца Фридриха. Была достигнута договоренность о том, что Пруссия окажет поддержку России в отмене статей Парижского договора о нейтрализации Черного моря, а Россия не будет препятствовать созданию Северогерманского союза во главе с Пруссией. Эти визиты имели далеко ведущие последствия. В феврале 1868 г. начались русско-прусские переговоры о согласованных действиях на случай франко-прусской войны, а в июне того же года между Александром II и Вильгельмом I было достигнуто устное соглашение, фактически имевшее силу договора: Россия обязывалась не только соблюдать нейтралитет, но и направить к границе Австро-Венгрии крупные силы и тем самым принудить ее воздержаться от поддержки Франции; в случае вступления Австро-Венгрии в войну, Россия не исключала возможности занятия Галиции; Пруссия официально подтвердила свое намерение содействовать России при пересмотре Парижского договора. В первые дни франко-прусской войны, в ответ на запрос Берлина, царское правительство подтвердило принятые обязательства. Александр также специально предостерег австрийского императора от желания вмешаться в войну, заверив его от своего имени и от имени прусского короля, что безопасность границ Австро-Венгрии гарантируется, если она останется нейтральной.
Французская дипломатия приложила немалые усилия, чтобы сделать монархию Габсбургов своей союзницей. Наполеон III предлагал на выбор Францу Иосифу Южную Германию или прусскую часть Силезии. В августе 1867 г. состоялась встреча монархов в Зальбурге, а весной следующего года начались австро-французские переговоры о военно-политическом союзе. Они тянулись вплоть до начала франко-прусской войны, но так и не привели к положительным результатам. Военные и аристократические круги, высший католический клир в Австрии не примирились с поражением 1866 г. и жаждали реванша. Смертельным врагом Бисмарка являлся Ф. Бейст, который после капитуляции Саксонии (союзницы Австрии) по требованию берлинского кабинета был вынужден покинуть свой пост главы саксонского правительства и поступил на службу Францу Иосифу сначала в качестве министра иностранных дел, а затем канцлера Австро-Венгрии. Но монархии нужно было время, чтобы оправиться после полученного удара под Садовой и завершить реорганизацию армии. Франц Иосиф не мог питать к Наполеону особого доверия, а Бейста постоянно мучила мысль, что французский император способен завлечь венский двор в ловушку, например, столкнув его с Пруссией, а сам договориться с Бисмарком.
Едва ли не решающую роль в срыве стремлений Вены продолжить традиционную антипрусскую политику сыграла позиция Венгрии и лично ее премьер-министра Д. Андраши. В Пеште не хотели присоединения к Австрии германских территорий, неизбежного в случае разгрома Пруссии, поскольку это нарушило бы существующее равновесие в дуалистическом государстве в пользу Австрии. В Зальбурге Андраши прямо заявил Наполеону, что в случае войны с Пруссией Франция не должна рассчитывать на Венгрию. Австрийские немцы тоже противились участию Австрии в войне и через свою прессу старались активизировать чувства германской родственности и старых обид на Францию. При всей враждебности к Гогенцоллернам и прусскому юнкерству австро-немецкие либералы понимали, что реванш меньше всего осуществим через участие в антигерманской войне в качестве французского союзника.