Новая критика. Звуковые образы постсоветской поп-музыки

В уже упоминавшейся песне «Мне бы в небо» стоит обратить внимание на главный мотив, который звучит во вступлении, а потом становится инструментальной темой припева[392]. Начало мелодии за счет повтора трехступенного мотива отсылает к структуре попевки, последующая уменьшенная кварта тоже вполне вписывается в «народный» характер музыкального фрагмента, а вот неподготовленный скачок на уменьшенную октаву из этой структуры, конечно, выпадает. Но окончание мотива — по звукам тонического трезвучия с задержанием на VI ступени — отсылает напрямую к русской романсовой лирике. Впрочем, услышать «национальные» корни этого мотива мешает ритмический рисунок, в котором суетливые синкопы чередуются с «зависаниями» на длинных нотах, нет предуготовленности и размеренности. Тем не менее интонационное строение работает на «бессознательном» уровне вкупе с характерным чувством обреченности, которым пронизан сюжет (рис. 1

).

Рис. 1. Мне бы в небо. Фрагмент

Еще труднее уловить национальные интонационные корни в песне «Патриотка» (2014). Ее вступление, построенное на хроматизмах в исполнении медных духовых инструментов, отсылает к упоминавшемуся лейтмотиву «Джеймса Бонда». Мелодия куплета звучит нарочито шлягерно, с претензией на беззаботность. Но основой мелодии в припеве становится многократное раскачивание между II, III и V ступенями с приземлением на тонику. Опять же ритмический рисунок и подвижный темп мешают услышать в этой мелодии характерные интонации русского городского романса, но они, безусловно, присутствуют и воздействуют на слушательское восприятие, остроумно перекликаясь с псевдопатриотическим сюжетом песни.

Помимо «национальных» интонаций, которые с разной степенью слышимости вшиты в мелодику песен, Шнуров нередко подключает тембровые аллюзии на русскую народную музыку. В частности он использует в аранжировках балалайку («Про ковбоев», «Бабубуду», «Леша», «Хуй в пальто», «День рождения», уже упоминавшиеся «Машина» и «Балалайка»), а также рожок и электронный тембр колоколов («Никола»).

Музыка Little Big тоже изобилует условно русскими тембрами. Лейт-тембром группы можно назвать колокола, которые звучат в бесчисленном количестве композиций, иногда «мутируя» в звон бутылок («Everyday I’m Drinking») или в голосовое звукоподражание («Brighton Beach»). Еще один фирменный прием группы — хоровое пение, порой закрытым ртом, что отсылает к знаменному распеву. Всевозможные сэмплы с лаем собак, кукареканьем петуха, хрюканьем свиньи, ржанием коня и прочей живности тоже можно отнести к национальным тембрам, так как они намекают на образ России как аграрной страны. Наконец, периодически в песнях Little Big звучат тембры баяна и пресловутой балалайки. Хардкоровое электронное обрамление и крайне провокационные сюжеты не дают им превратиться в «раскидистую клюкву», в откровенный лубок, но и к аутентичности Little Big явно не стремятся. Эти тембры нужны группе как знак русскости, как один из многочисленных ингредиентов их взрывного шоу про стереотипы — не столько о русских, сколько о современном обществе как таковом.

Наряду с тембрами русских народных инструментов Little Big достаточно часто обращаются к национальным интонационным формулам — от прямого цитирования «народных» песен до стилизации под них. Причем в «народные» песни наряду с «Калинкой-малинкой» («With Russia From Love», 2014) попадает «Полюшко поле» («Polyushko Polye», 2015), которое само является советской «версией» русской народной музыки[393]. Однако с исследовательской точки зрения гораздо интереснее и многослойнее звучат песни, в которых Little Big делают собственную стилизацию под русское.

К примеру, уже в начальном мотиве песни «Brighton Beach» (2015) звучит сразу несколько стилистических наслоений. На R’n’B-ритм «вразвалочку» накладывается тема, интонационная структура которой «снята» с «Подмосковных вечеров». В подголоске заунывно-длинные ноты тянет баян. Вся эта причудливая звуковая процессия утыкается в рэп-речитатив, аккомпанементом к которому становится классический ритм «скачки» у фортепиано — излюбленный прием поп-музыки 1970–1980-х. Таким образом, хоровой рэп-вокал микшируется с колоритом русской протяжной песни и старомодного эстрадного шлягера, рисуя образ самоуверенных и отсталых в своей нагловатости русских эмигрантов с Брайтон-Бич. Еще одной национальной приметой (помимо режущего слух русского акцента) становится речевая имитация колокольного звона — «дон-диги-дон-динь». В хите 1990-х Татьяны Овсиенко «Колечко» подобная перебивка понималась как оригинальное подражание народным мотивам. У Little Big она становится символом откровенной псевдорусскости, чем-то вроде оторванной и растиражированной этикетки, подобно самим героям песни — эмигрантам, которые с неуклюжей тоской вспоминают о своих корнях.