Она считала, что я с ней что-то «сделал». Но я ничего не делал. Вместо того чтобы спрашивать, что я сделал, ей стоило бы спросить, чего я не делал. Я не реагировал, не подтверждал реальность её истории, не питал её ум ещё большим количеством мыслей, а её болевое тело — ещё большим количеством эмоций. Я позволил ей пережить всё, что она переживала в тот момент, а сила позволения заключается в том, чтобы не мешать и ничего не делать. Состояние Присутствия несравненно сильнее всего, что можно сказать или сделать, хотя иногда Присутствие может дать импульс к словам или действиям.
То, что с ней произошло, ещё не было устойчивым сдвигом — это был лишь проблеск возможного, того, что в ней уже было. В дзен такой проблеск называется сатори. Сатори — это момент Присутствия, шаг за рамки голоса у вас в голове, за рамки мыслительного процесса и его отражения в теле в виде эмоций. Это рождение внутреннего простора там, где прежде были толкотня мыслей и бурление эмоций.
Думающий ум не может понять Присутствие и зачастую неверно его истолковывает. Он будет твердить, что вы не заботливы, дистанцированы, что в вас нет сострадания, что вы не идёте на контакт. На самом деле вы идёте на контакт, но на более глубоком уровне, чем мысли и эмоции. Именно на этом уровне происходит истинная встреча, истинное единение, которое выходит далеко за рамки обычного общения. В тишине Присутствия можно чувствовать бесформенную суть в себе и в другом как нечто единое. Переживание своего единства с другим человеком и есть истинная любовь, истинная забота, истинное сострадание.
Некоторые болевые тела реагируют лишь на конкретный стимул или ситуацию, которые обычно резонируют с определёнными видами эмоциональной боли, пережитой в прошлом. Так, если ребёнок растёт в семье, где финансовые вопросы часто становятся источником драмы и конфликтов, он может впитать родительский страх по поводу денег, и тогда у него разовьётся болевое тело, которое будет «включаться» при затрагивании любых финансовых вопросов. Став взрослым, он будет расстраиваться или злиться даже из-за самых мелких денежных сумм. За его расстройством или гневом стоят вопросы выживания и сильный страх. Мне случалось видеть духовных, то есть относительно осознанных людей, которые начинали кричать и сыпать обвинениями, как только снимали телефонную трубку, чтобы поговорить со своим биржевым маклером или агентом по недвижимости. Подобно тому, как на каждой пачке сигарет есть предупреждение о вреде курения, на каждой банкноте и каждом банковском документе следовало бы писать: «Деньги могут активировать болевое тело и вызывать полную неосознанность».
Тот, кто в детстве был лишён родительской заботы или кого бросили один или оба родителя, скорее всего, разовьёт болевое тело, которое будет включаться в любой ситуации, хотя бы отдалённо резонирующей с исходной болью брошенного ребёнка. Друг, который должен был встречать их в аэропорту и опоздал на несколько минут, или поздно вернувшаяся домой жена могут вызвать тяжёлый приступ активности болевого тела. Если супруг или любимый человек уходит от них или умирает, они страдают куда сильнее, чем это естественно в такой ситуации. Это может быть глубокая тоска, мучительная, долгая и парализующая жизнь депрессия или зашкаливающий гнев.
Женщина, которая в детстве подвергалась физическому насилию со стороны отца, может обнаружить, что её болевое тело легко пробуждается при любых близких отношениях с мужчиной. Или же эмоции, образующие её болевое тело, могут толкать её к мужчине, чьё болевое тело схоже с болевым телом её отца. Её болевое тело может чувствовать магнетическое притяжение к тому, кто, по его ощущениям, даст ему ещё больше той же самой боли. Эту боль иногда ошибочно принимают за влюблённость.
У мужчины, который был нежеланным ребёнком и не получал от матери ни любви, ни настоящей заботы и внимания, развилось тяжёлое амбивалентное болевое тело, состоящее из сильной неутолённой жажды материнской любви и внимания и в то же самое время острой ненависти к ней за отказ дать ему то, в чём он так отчаянно нуждался. Когда он стал взрослым, почти каждая женщина активировала нуждаемость его болевого тела, являющуюся видом эмоциональной боли. Это проявлялось как навязчивая потребность «завоёвывать и соблазнять» чуть ли не каждую встречную женщину, чтобы таким образом получать женскую любовь и внимание, которых жаждало его болевое тело. Он сильно преуспел в искусстве обольщения, но едва отношения становились близкими или же его домогательства отвергались, как гнев его болевого тела на мать давал о себе знать и рушил отношения.