Новая Зона. Друзья друзей

– И это тоже брось. Никто не может чувствовать себя нормально под началом Евгения Петровича. Я читал жалобы, доклады, донесения, материалы свежих уголовных дел и даже подшивки старых. Только полный кретин или уверенный в себе урод может любить службу в части Васильченко.

– Моей подписи нет в этих обращениях, товарищ полковник.

– Знаю, что нет. И мне интересно почему. Тебе наплевать, что происходит с твоими друзьями по казарме?

Корнеев задумался на какое-то время.

– Мои друзья сами решают, как им поступить, товарищ полковник.

– Сомневаешься, – заметил Рябов. – Колеблешься. Это хорошо. Если бы ты чеканил ответы, как робот, я бы заподозрил у тебя синдром Аспергера, и следующие недели ты бы провел в психушке. Послушай меня, рядовой. Я слышал, что в этой части таких, как ты, не держат за людей. Так это или нет – разберутся другие. Я не буду требовать от тебя стучать на товарищей, жаловаться на командиров или подставляться любым другим способом. Между нами, мне стоило трудов дождаться момента и вывести отсюда твоего подполкана.

В этот момент маска безразличия на лице Корнеева заметно подернулась. Он быстро посмотрел на Рябова, но тут же снова попытался успокоиться.

– Вот оно что, – кивнул полковник. – Ты пытаешься меня просчитать. Решить, друг я тебе или враг. Нет, пить с тобой мы не будем. Зато я дам тебе другую возможность разобраться.

Он поднялся, став напротив рядового. Рост у них был почти одинаков, так что зрительному контакту ничто не мешало.

– Позволь мне представиться, – промолвил полковник. – Меня зовут Александр Рябов, свой позывной я сообщу тебе позже. Назначен генштабом на должность начальника экспериментального полигона «Буревестник» по усиленной подготовке бойцов. Подробности расскажу, если примешь мое предложение. Я предлагаю тебе сменить эту конюшню на новую местность и продолжить службу под моим руководством на «Буревестнике». Как ты на это смотришь?

– Вы предлагаете мне выбор, товарищ полковник?

– Я только что это сказал. Приказ о переводе поступит, если ты того захочешь. И хватит каждый раз обращаться ко мне по званию.

– Что от меня требуется?

– Ничего, – ответил Рябов. – Ты мне подходишь.

– Я… я не знаю, – проговорил Корнеев. – Почему я?

– Скажу, как только ты согласишься.

– Мне не приходилось слышать о полигоне «Буревестник».

– Мало кому приходилось. Это тренировочный лагерь, ничего фантастического. Но гарантирую: притеснения личности там не будет. У тебя минута, решай.

Виктор Корнеев размышлял ровно минуту.

– Решил? – спросил Рябов.

– Если мне будет позволено уточнить… вы берете только меня из этой части?

Полковник чуть не подпрыгнул от мысленной радости. Не так дурен оказался его рекрут.

– Аналогичное предложение будет сделано еще трем рядовым, – ответил он. – Так каков твой ответ?

– Я согласен, товарищ Рябов.

– Называй меня Пастух, когда никого нет, – сказал полковник и протянул руку, которую Корнеев тут же пожал. – Собирай личные вещи. Через двадцать минут жди у машины, все бумаги я подготовлю.

– Будет сделано! Но у меня вопрос… Вы сказали, что ответите на него, если я соглашусь.

– Ну?

– Почему выбрали меня?

Рябов рассмеялся, глянув чуть в сторону, и подошел ближе. Неожиданно он положил руку на плечо Корнееву – совсем как отец.

– Да потому что ты умудрился взбесить Васильченко и чуть не довел его до приступа, – сказал он. – А это надо уметь. Понятия не имею, как вы тут проводили время, но мы это обсудим, и я сделаю выводы. А теперь – собираться шагом марш!

2

Московская Зона, второй день

17 марта 2014 г.

10:42

Во вторые сутки в Зоне город выглядел так, словно шел второй год аномального заражения. Ядовитый туман, не сумев покрыть всю Москву целиком, теперь блуждал по ее отдельным районам, в этот раз сосредоточившись на юго-западе. Казалось, он стал более интенсивным, или же непонятная дрянь в воздухе обманывала зрение. Доверять в любом случае уже было особо нечему. Слух загибался под обилием звуков – не столько громких, сколько нестандартных. Сложно было понять, чем жалобный крик отличался от предостерегающего или предупредительный выстрел – от фатального. В своем большинстве люди уже не обращали внимания ни на тот, ни на другой. Запахи смешивались друг с другом, рождая невообразимые коктейли вроде смеси горелой плоти и подводного ила, высохшего в аномалии.

Людская масса перестала быть массой, не сильно потеряв при этом в количестве. В отличие от вчерашнего дня оказавшиеся на открытой местности москвичи больше напоминали спонтанно возникших из ниоткуда чужаков, нежели элементы социального звена. Вчера каждый из них был беглецом, сегодня – выжившим. И этот опыт не проходил зря. Никто не смотрел никому в глаза – эта черта оставалась единственной, напоминавшей о столичных привычках. Сегодня она обрела новый смысл. За неверно истолкованный взгляд на улицах Москвы убивали. Чаще, чем за просьбу о помощи или звучащий невинно вопрос, хотя и реже, чем за замеченное оружие.