— Эх, молодежь, — вздохнул Шувалов, забирая у него «заслуженную награду». — На стенку повешу, — пообещал он. — У меня в кабинете как раз подходящее место есть.
Ворон возражать не стал.
— А теперь к делу, — заявил Щищкиц. — Я нахожусь здесь потому, что все аномальные проявления вне Москвы расследуются совместно с вашим институтом.
— Вначале вам следовало обратиться в ЦАЯ, — заметил Нечаев.
— Да я обращался, — вздохнул Щищкиц и махнул рукой. — Они сюда меня и по́слали. — Ударение он употребил неверно, но промолчал даже не терпящий плохого обращения с русским языком Вронский. — У меня вот тут… — Щищкиц снова полез в портфель. — Материалы по делу, фотографии.
На столешницу перекочевали листы и снимки.
— Все дело в том, что преступников действительно оказалось гораздо больше одного.
— Гораздо? — Ворон потянулся, схватил со стола снимок, посмотрел на него и положил обратно. — Благодарю вас, есть я больше не хочу.
Вронский, рассматривая другой снимок, отреагировал не так резко.
— Если бы меня спросили, — сказал он, — я ответил бы, что останки напоминают сбитую фурой крысу. Ну, как сбитую… скорее раздавленную. В лепешку.
— Именно! — обрадованно воскликнул Щищкиц. — Вот и эксперты, пока эта дрянь окончательно не разложилась, говорили о грызуне.
— Мутантам свойственно быстрое разложение вне Периметра, — задумчиво произнес Ворон. — Но они неразумны. Из тех, которых мы знаем, на интеллект претендуют только эмионики. Наверное, чисто теоретически, преследуя некую «высшую» цель, они могли бы выйти из Москвы или заморочить одного-двух несчастных мутантов. Но, — он развел руками, — даже если предположить, будто они в этом замешаны, я не представляю ни одно существо, которого они сумели бы «уговорить» на подобное.
— Хочешь сказать, крыс в Москве нет? — прищурился Щищкиц.
— Утверждаю, что ни разу не встречал в Зоне крыс величиной с человека и изображающих человека, — ответил Ворон.
— Может, плохо смотрел?
Ворон решил промолчать, только усмехнулся. Чужие выпады давно не имели для него никакого значения. Тем более странно и смешно было бы реагировать на Щищкица — человека далеко не блестящего ума на неподходящей ему нелюбимой должности.
— Я не исключаю возникновения нового вида. — Ворону не в чем было упрекать полицейских экспертов. Он полностью доверял и им самим, и методам их работы, но мог дать руку на отсечение — в аэропорту он видел человека, а не свихнувшегося грызуна-переростка.
— Мы благодарим вас за сигнал, господин Щищкиц, — сказал Нечаев. — Мы займемся этим делом немедленно, о результатах проинформируем ваше руководство.
— Чего?! — не понял следак. — А в отчете мне что писать, а? Это у вас здесь бардак, а мне отчитываться нужно… — Он провел себе ребром ладони по горлу. — Вот тут у меня начальство сидит.
— Я выдам вам все соответствующие бумаги, — заверил Нечаев. — Идемте теперь со мной.
Он поднялся, и Щищкицу не осталось ничего другого, как отправиться за ним следом. Проходя мимо Ворона, он неожиданно схватил его за плечо и, наклонившись к самому лицу, выдохнул:
— И ты приглядись, приглядись внимательнее.
Изо рта у следователя, конечно, не воняло, но неприятно попахивало. Видимо, где-то в глубине притаился гниющий зуб. Ворон вовремя задержал дыхание, иначе неминуемо скривился бы.
— Потому что эта дрянь… эта дрянь на моей территории… Нет! Вне Москвы! Это не дело! — Щищкиц принялся трясти пальцем и, кажется, хотел сказать еще что-то.
— Пожалуй, я помогу вам, Владлен Станиславович, — сказал Вронский и тоже поднялся.
— Ну… — Щищкиц глянул на него, отпустил плечо Ворона. — Это то, что я хотел вам сказать, — заявил он и направился к двери.
— Необыкновенный тип, — произнес Вронский, когда дверь за следователем и Нечаевым закрылась. Причем слово «необыкновенный», обычно свойственное светлой эмоциональной окраске, он произнес тоном, больше подошедшим бы слову «омерзительный». — Как понимаю, Василий Семенович, вы более не нуждаетесь в моем присутствии?
— Спасибо, Толя, иди, — улыбнулся Шувалов.
Вронский попрощался кивком головы и выскользнул за дверь.
— Какая прелесть, — восхитился Ворон. — Знаете, Василий Семенович, этот ваш Вронский лучшее приобретение ИИЗ за последние лет десять, если не двадцать. И я не кривлю душой.
— Ты необычайно скромен, — улыбнулся Шувалов, — но в общем и целом, Игорь, именно этот мальчик спас меня сегодня от инфаркта миокарда. В прямом смысле этого слова, ведь первое, что сделал Щищкиц, — заявился в наш морг, а там… ты в курсе.
— И как…
— Да нет, ничего страшного, просто Щищкиц пробы кожного покрова, документы и прочее нам привез, на труп даже не взглянул. Скорее всего он и не знал о его наличии. Вронский все и принял — под опись, придираясь, уточняя. Щищкиц каждые пять минут отзванивался экспертам, а пока он бегал, Толик всех нас обзвонил и предупредил.
— А меня, случаем, арестовать не хотели?
— Тебя-то за что? — рассмеялся Шувалов (видимо, напряжение окончательно его оставило). — Ты же сидишь, никого не трогаешь.
— Примуса только не починяю, — поддержал шутку Ворон.