Новая Зона. Крадущийся во тьме

Он был невысокий, с основательно оплывшей фигурой, но обладал хорошей выправкой. По тому, как стоял, удавалось сделать вывод о военной карьере. На вид — лет пятьдесят, волосы с проседью, словно мукой присыпаны. То же касалось и бровей — густых и широких. Мясистый нос выдавался на лице, как гора посреди степи. Тонкие, почти бесцветные губы он поджимал в тонкую прямую линию. Сверлящий, постоянно бегающий взгляд маленький серо-голубых глаз вызывал желание встряхнуться, словно пес, на которого выплеснули ведро воды.

Этого человека Ворон не то чтобы знал, но помнил. Именно он утверждал, будто господа ученые занимаются не своим делом, говоря о маньяке: Вячеслав Вадимович Щищкиц — главный следователь Подольского района.

— Василий Семенович, вы хотели меня видеть? — поинтересовался Ворон. Здороваться со следаком он решил повременить, прошел к длинному столу и сел по правую руку от Шувалова.

Он, конечно, предпочел бы подоконник, но начальник ИИЗ явно нуждался в поддержке. Недаром здесь же находился и Нечаев.

Вронский вошел спустя минуту и занял место напротив, рядом с Нечаевым, которого его соседство не беспокоило в отличие от большинства сотрудников и посетителей ИИЗ.

Щищкиц расположился у другого конца стола, и Ворон даже проникся к нему своего рода уважением: надо же, напугал столько научников. Численный перевес составлял один к четырем.

Первую мыслью — а не по следам ли трупа он явился? — Ворон посчитал маловероятной. Вторая — по поводу происшествия в аэропорту — заслуживала гораздо больше внимания.

— Да, Игорь, — начал Шувалов подчеркнуто спокойным тоном, — тебя в первую очередь касается все, сказанное господином Щищкицем. И, кстати, он привез почетную грамоту, которой собирается тебя наградить.

— Не понял. Это в честь чего? — спросил Ворон.

— За спасение ребенка, — без малейшего энтузиазма в голосе проговорил Щищкиц. — Это же вы вывели его с парковки аэропорта Чеховский. Следовало, конечно, вам самому явиться в полицию…

— Извините, — фыркнул Ворон, — а если я скажу, будто не имею к этому происшествию никакого отношения?

— То я, в свою очередь, упомяну камеры видеонаблюдения и показания мальчика, тщательно запротоколированные.

Ворон вздохнул. Следовало признать: в этой партии ему не выиграть. Однако не попытаться он не мог.

— Несовершеннолетних допрашивают только в глупых американских сериалах, — заявил он. — Мой адвокат играючи разобьет любое ваше обвинение, тем паче убийца…

— Существо из закрытого Периметра, — со вздохом проговорил Щищкиц. — Я потому здесь и нахожусь.

Ворон тотчас замолчал. Видимо, следователь действительно прибыл за помощью.

Не то чтобы Ворон чувствовал себя удовлетворенным, но ему очень хотелось произнести избитую фразу: «А мы предупреждали».

Шувалов получил свою «амнистию» и теперь мог официально заниматься расследованием — явный плюс. Щищкиц приехал не просто так, а впрячь ИИЗ в проблему, которую сам решить не мог, — минус.

— Хотя, будь моя воля, вы сидели бы в камере, — все же добавил следователь. — Вы, случаем, не спутали Москву и Подмосковье, сталкер? Мирную жизнь с войной против всех? Устроили резню бензопилой.

— Да неужели? — фыркнул Ворон.

— И не надейтесь, мы узнаем, какого вида оружие вы использовали! И тогда… — Договаривать Щищкиц не стал, видимо рассчитывая на силу чужого воображения.

Ворон нафантазировал электрический стул и чуть не рассмеялся. Вот как раз по поводу своего ножа он нисколько не волновался.

«Витринка» являлась идеальным орудием убийства еще и потому, что не оставляла следов и сама не пачкалась. Ведь вряд ли найдется умелец, тем более работающий на подмосковную полицию, способный определить, какой формы было раскаленное лезвие, разрезавшее масло. Подобных же ножей с момента возникновения Зоны ходило по рукам не так уж и мало.

— Мне кажется, мы отвлеклись от цели вашего приезда, — с железобетонным спокойствием, уверенностью и холодностью в голосе заявил Вронский.

Щищкиц поморщился и передернул плечами, словно получил ледышку за шиворот, затем шмякнул на столешницу старый, видавший виды портфель, будто сошедший со страниц популярного ретрожурнала, повествующего о советском прошлом, и выудил картонку размером со стандартный лист. Зачем-то она оказалась вставлена в грубо сколоченную деревянную рамочку.

— Именем Российской Федерации… — начал было Щищкиц, набрав в легкие побольше воздуха, затем глянул на Ворона и, как говорится, сдулся. Причем в буквальном смысле: выдохнув. — В общем, это вам.

— Благодарю.

Щищкиц положил рамку на столешницу и подтолкнул в сторону сталкера. То ли он не рассчитал угол, то ли в лакированной поверхности имелся изъян, но грамота изменила намеченной траектории и подъехала к Вронскому, кольнув того в руку острым углом.

— Это ваше. — Вронский двумя пальцами приподнял грамоту и подал Ворону.

— Тронут, — сказал тот, рассматривая золоченые литеры шрифта «Ариал Блэк» и не понимая, почему, а главное, как оказался в театре абсурда, да еще в главной роли. Кажется, растерянность отражалась на его лице.