— Ну вот. — Ворон развел руками. — А еще я присмотрелся к Гранину. Он мне по-прежнему не нравится, но кто знает, возможно, от него будет польза много большая, нежели привести нас к схрону и отдать базу данных. Дим искал, а Гранин ходил в Зону и наблюдал. За мутантами!
— Тебе кажется подобное странным.
— Да, черт побери. Да! Особенно учитывая то, что нам известно о Диме.
— А тебе ясно на порядок больше, чем нам, — прищурившись, упрекнул Шувалов и, когда Ворон дернулся, чтобы встать, накрыл его руку своей. — Не надо. Я не враг тебе. И я не желаю выпытывать у тебя правду, даже не уверен, хочу ли ее знать. Скажи только, этот Дим… он ведь не «темный сталкер»? Будь он из них, в свои года точно так хорошо не сохранился бы.
— Не «темный», — бесцветным голосом ответил Ворон. — Даже рядом не стоял.
— Как и ты.
— Мы ни дня не проработали вместе и не входили ни в один клан, — сказал Ворон. — Я видел его несколько раз: мельком и случайно. Готов кровью поклясться, если хотите, что не общался с ним и не имел никаких дел!
— А я разве требую объяснений? — Шувалов вздохнул и сжал пальцы. — Я лишь пытаюсь понять. Ты вот мне байки про метро московское, а я тебе сказку про повелителя крыс напомню. Только не про мальчика с гусями, а другого, который умел грызунов направлять туда, куда хотел. Допустим, тот, кто сотворил чудо с Димом, сделал и злодейство…
— Нет! — уверенно сказал Ворон. — Я… могу быть необъективен, в конце концов, тот человек, о котором вы говорите, вернул мне способность двигаться, но он точно никогда не стал бы использовать ничего и никого ради убийства. И еще. Там, в аэропорту, до происшествия на парковке на меня смотрел именно человек. Я видел его и могу поклясться — знал. Но он не имеет ни малейшего отношения ни к Диму, ни к профессору Сестринскому.
— Сестринскому?! — воскликнул Шувалов. — Это же… Он ведь погиб в тридцать четвертом! О нем и знали-то единицы.
— Я не случайно оговорился. Мне предстоит уйти завтра, и никому не ведомо, вернусь ли обратно. Думаю, вы обязаны знать. Сестринский — тот человек, который сотворил Дима… теоретически бессмертным, и помог мне. Причем вовсе не за мои прекрасные глаза или какие-то заслуги. Он сделал одолжение моему отцу, который, как вам должно быть известно, был отнюдь не так прост, как предполагают. — Ворон потянул руку, и Шувалов легко отпустил ее.
— Спасибо, Игорь. Ты не пожалеешь о рассказанном. Ты успокоил меня, и, обещаю, никто и никогда…
— А я не сказал ничего особенно душещипательного. — Ворон встал и улыбнулся вполне нормально, расправил плечи. — Все будет хорошо, Василий Семенович. Я справлюсь.
Шувалов кивнул:
— Береги мальчишек. И себя.
— Тогда до завтра. Потому что если я банально не поем и не посплю, то действительно свалюсь. И придется вам укладывать меня на столе. А когда я проснусь, буду охать и ворчать, озвучивая недовольство своих несчастных косточек, — сказал он и рассмеялся.
— Только не пей!
— Это уж само собой.
Глава 19
— Что-то случилось? — Денис водрузил на стол две круглые пиццы, сделанные на тонком тесте: «Маринару» и «Гавайскую». В том, чтобы заедать одной другую, имелся некий особенный шик. Ворон обожал морепродукты, а Денис пристрастился к ананасу, причем во всех возможных видах — от натурального до консервированного и даже вяленого. Единственное, чего не выносил: слишком переслащенных, явно искусственных соков.
Ворон повел рукой с бокалом. Жидкость насыщенного янтарного цвета колыхнулась и засияла, поймав свет настольной лампы. Денис покачал головой и сел в кресло напротив. Видимо, отвечать на прямой вопрос Ворон не собирался.
— Ром, коньяк или бренди? — поинтересовался он.
— А это имеет значение? — Ворон вскинул бровь и усмехнулся. Взгляд при этом остался холодным, колким и задумчивым.
— Когда у тебя философское настроение, ты пьешь ром; если необходимо снять стресс, то коньяк; виски ты целенаправленно напиваешься; бренди терпеть не можешь, но пьешь с горя — именно затем, чтобы не допиться до беспамятства и обойтись на следующий день без похмелья.
— От коньяка, кстати, мне тоже нехорошо, — заметил Ворон. — Сушняк. Пью весь день и не могу напиться. Только случается эта напасть не на следующее утро, а через день, а то и два.
— Я знаю. Как и то, что ты сидишь здесь с тех пор, как приехал, и даже глотка не сделал.
— Знаток, — усмехнулся Ворон и поставил бокал на стол, предпочтя ему треугольный кусок пиццы. — М-м… вкуснотища.
— У меня просто хорошая память на детали, — заметил Денис.
— Нет. Вот как раз память на детали у тебя отвратительная. Тебе припомнить наш первый и последний проход в Выхино?
Денис качнул головой. Он действительно тогда чуть не заблудился в переплетении улиц.
— Ты говорил как-то, что я единственный человек, которого ты не в состоянии прочесть.