Новая Зона. Крадущийся во тьме

— Наверное, — буркнул Никита. Слова незнакомого человека, и спасшего ему жизнь, и чуть было не угробившего, воспринялись откровением. Не следовало Никите привязываться вообще и идеализировать в частности. Дима он считал примером во всем, а тот лишь использовал его. Ворона — демонизировал с самого начала их знакомства, а тот оказался неплохим человеком.

— Ну, давай. — Спецназовец ухватил его за плечи и легко поставил на ноги. — Голова не кружится? Не тошнит? На солененькое не тянет?

Никита усмехнулся и покачал головой.

— Тогда дуй к своим.

— И как этот твой Шрам сумел найти общий язык с мутантами? — Когда Никита подошел к «уазику», Нечаев уже сидел за рулем, а Ворон — на пассажирском сиденье.

— Я полагаю, случайно. Сестринский был гением, кроме того, явно не из тех, которые разрушают мир. В наш… хм… цивилизованный век эксперименты на людях кажутся дикостью, но в том времени, откуда он родом, существовали совершенно иная этика и моральные скрепы.

Нечаев вздохнул и признался:

— Меня совершенно не тянет философствовать по этому поводу.

— И правильно, — одобрил Ворон. — Морализаторство еще ни к чему хорошему никого не привело, зато в дебри уводило такие светлые умы, до которых нам расти и расти.

— Расскажи о подозреваемом, — попросил Нечаев.

— Когда Шрам изъявил желание прикрывать наш отход, у него уже не было стопы — оторвало «мокрым асфальтом». При этом рана как-то прижглась, и крови не было, — сказал Ворон. — Он вполне мог выжить, если бы ему оказали должную помощь, а если бы приладил какой-нибудь протез, то сумел бы и ходить.

— Давно ты догадался?

— Я вспомнил о нем, когда Ник упомянул о стуке, сопровождающем шаги убийцы. Видимо, Шрам использовал крыс в основном как подспорье: для проникновения в дома жертв, например. Убивать он предпочитал сам, однако это и сыграло с ним злую шутку: Ника он попросту не сумел догнать.

Никита нахмурился.

— Назад лезь. Ты чего как неродной? — словно бы невзначай спросил у него Ворон. Странно, но он, похоже, не собирался упоминать ни о «веруме», ни о побеге. — А чтобы ты не выдумал себе, будто я бросил Шрама в Периметре… — Сталкер не договорил, полез в рюкзак и вытащил уже знакомую коробочку из-под женских сережек, открыл и продемонстрировал артефакт, не позволяющий сказать ни слова лжи, зажал в кулаке и произнес: — Я еще никого и никогда не оставлял в Зоне намеренно, из-за собственных антипатий. Я терял людей, но никогда не бросал их в Москве.

Никита кивнул и промямлил:

— Да я… и без доказательств поверил бы.

— Ого! Какой миелофон, — заинтересовался Нечаев.

— Трофей, — предупредил Ворон. — Отдать не отдам, а вот подержать позволю.

— Нет, спасибо. Я за рулем, — рассмеялся Нечаев, а затем добавил: — Я «верум» в глаза не видел, но вот читал о нем достаточно.

Глава 29

— Значится, скачет Илья Муромец по пустыне, устал, силы на исходе, десятый день в пути пошел. Вдруг видит — спасение! Вдали оазис виднеется: вода и еда. Сидит в оазисе Змей Горыныч. Илья Муромец достал свой меч-кладенец и ринулся сражаться со Змеем Горынычем. День бьются. Ночь бьются. День сражаются. Ночь сражаются. День воюют. На третью ночь Змей Горыныч не выдерживает и в передышке спрашивает у Ильи Муромца: «Да что ж тебе надо-то?» Изможденный Илья Муромец отвечает: «Да пить я хочу». — «Да пей, …, я-то тут при чем?!»

Голос бойца отдавался в оружейной гулким эхом. Военных в сравнительно просторное помещение набилось столько, что оно напоминало переполненный в час пик вокзал. Ворон вздохнул и вместо того, чтобы войти и поздороваться, прислонился спиной к стене рядом с дверью.

Временами казалось, будто он зря согласился вести в Москву маленькую армию, состоящую не только из армейских, но и полицейских (на них настоял Щищкиц, сладу с которым не было никакого) бойцов.

При одной только мысли, скольких он не убережет, начинало потряхивать. Ворон отгонял панику усилием воли, брал себя в руки, выдыхал через рот и напоминал себе, что в некоторых случаях одному не справиться. Да даже с Дэном вместе и сотрудничая с самой Зоной, противостоять полчищам огромных крыс-мутантов не вышло бы никак. Их просто задавили бы числом, и не спасло бы ничего: ни оружие, ни умение, ни опыт или способность думать, ни уникальные способности.

Зомбокрыс, как точно обозвал оного Никита, пер до конца, не обращая внимания на раны, боль (если таковую вообще мог испытывать) и выход за Периметр. Он буквально разваливался на составляющие, но все равно атаковал. Даже когда бойцы зашвыряли его гранатами, отдельные фрагменты туши некоторое время подергивались, пока не застыли окончательно.

И пусть Нечаев был тысячу раз прав: взрывы могли нанести повреждения стене. Пусть одна из гранат, угодив в «дыру», спровоцировала обвал, уничтоживший ее. Ворон понимал бойцов лучше, нежели кто-либо еще. Когда на тебя идет этакая агрессивная туша, первейшая задача — уничтожить. Разбираться с последствиями следует потом.