Новая Зона. Принцип добровольности

– Несколько слов о происходящем и произошедшем. – Сестринский сел в такое же кожаное кресло с широкими подлокотниками, стоящее напротив, устроив на коленях ноутбук. Стоящие полукругом мониторы показывали графики, таблицы, ряды цифр и формул, нечто очень смахивающее на розу ветров. В показаниях вряд ли мог разобраться хоть кто-нибудь, кроме этого гения. – Сейчас в районе Коньково мы готовим масштабный эксперимент по аннигилированию Зоны. Однако есть подозрение, что бреши реального пространства, срастаясь вместе, породят локальную аномалию сродни спонтанно образованным в зданиях Москва-сити, например.

– Или в Кащенко, – покивал Ворон. – Вы хотите воссоздать эксперимент в лабораторных условиях и посмотреть, как на него отреагирую я?

– До тебя на эксперимент согласились шестеро, и, насколько знаю, твой напарник тоже побывал в бреши.

Ворон кивнул. Пожалуй, ехидничать не стоило.

– Мне необходимы статистические данные и анализы крови. Обычные люди – да, здесь находятся и такие, – ничего не заметили, и их здоровью не был нанесен даже малейший вред. Анастасия тоже восприняла все нормально, но ты – дело другое.

– Переходное звено от человека разумного к «рыцарю Зоны», – протянул Ворон.

– А без язвительности никак нельзя? – поинтересовалась Анастасия.

– Имя обязывает. – Ворон повел плечом и указал взглядом на свою руку. Против участия в эксперименте он не имел ничего.

Ему довольно часто приходилось прибегать к помощи врачей в связи с тем образом жизни, который избрал, и на основании собственного опыта он уяснил, что забор крови из вены в разы безболезненнее, чем из пальца. Анастасия поколебала эту его уверенность: непонятно как она действовала, но плечо после процедур чуть ли не отваливалось.

На него навесили датчики. Затем Ворон встал и перешел в «душевую кабину» – уж слишком сильной оказалась ассоциация на огороженное прозрачным пластиком пространство площадью метр на метр с кафельной синей плиткой на полу и потолком, замазанным голубоватой эмалью. В центре стояло кресло, словно вытащенное из стоматологического кабинета.

– Хоть инструментов инквизиторов нет – уже здорово, – заметил Ворон и пояснил: – Я про то, чем зубы сверлят.

Он опустился в кресло, занял положение полулежа и закрыл глаза.

– Комментируй все, что чувствуешь или видишь, – попросил Сестринский. – Я прекращу эксперимент и вытащу тебя оттуда при первом же требовании.

– Это уж само собой, – ответил Ворон и на первое, и на второе одновременно.

– Если ощутите головокружение, тошноту, жар или холод, немедленно сообщите. – Это уже Анастасия. Она заняла место за одним из мониторов, следила за датчиками с подробной телеметрией. Вот уж кому Ворон точно не доверил бы свое здоровье: иной раз достаточно всего несколько секунд не замечать сбоя, а человека уже не откачать.

– Никогда не имел склонностей строить из себя героя или идиота, – заметил он беззаботно. – Не тревожьтесь, не растаю.

– Не шути так, – вздохнул Сестринский, и Ворон кивнул.

– Согласен, погорячился.

В конце концов, они не знали, что может пойти не так и пойдет ли в этот раз или какой-нибудь следующий. Зато накликать удалось бы с легкостью (уж кому, как не Ворону, знать за собой привычку каркнуть так каркнуть). Вот самообразуется в изголовье «ведьмин студень» – и растает как миленький, в резину только так обратится, а если дождик из «мертвой воды» пойдет, так и того хуже.

Усилием воли отогнав подальше видения многочисленных кар и смертей, Ворон усмехнулся и скомандовал:

– Поехали.

В кабине родился ветер, тронул волосы на макушке, мазнул по лбу и щеке невесомым, но ощутимым прикосновением, закружил по замкнутому пространству. Ворон улыбнулся ему, как старому другу.

– Ветер, – сказал он вслух, – не знаю, фиксируете ли вы его или он лишь у меня в голове.

Ответа он не услышал, что само по себе казалось странным. Лицо и кисти слегка припекало: так, словно он оказался под жарким июньским солнышком, которого ни конкретно здесь, ни в Зоне вообще быть не могло. В отличие от ветра тепло не обрадовало, ящеркой пробежало по позвоночнику опасение, и пришлось взять себя в руки, чтобы не поинтересоваться у сидящих по ту сторону кабины: а не использовали ли они парочку радиоактивных артефактов из старшей Зоны? Ворон никогда не испытывал особого желания заигрывать с бета-, гамма- и прочим излучением, способным его прикончить, изрядно поиздевавшись в процессе.

«Тепло отмечал и Денис, – заметил он про себя. – Но если и задавать вопросы, то Сестринскому. Наедине. И так, чтобы золотоволосая змейка не могла выползти из-за угла и прервать разговор».

Он спокойно, подбирая каждое слово, описал свои ощущения, вспомнил, что Денис упоминал о слабости, и попытался оторвать руку от подлокотника кресла. В следующий момент он пожалел о закрытых глазах: хотел лучше распознавать ощущения, и влип, хотя не существовало гарантии, будто не было бы хуже.

По внутренней стороне век рассыпались разноцветные искры, голова закружилась, а дыхание перехватило. Что-то толкнуло его в спину, вышибая остатки воздуха, а затем Ворон очутился посреди самой настоящей бойни.