Новелла современной Румынии

Отец исходил всю деревню, стучал у одних дверей, у других, на него лаяли собаки, и наконец ему удалось купить несколько картофелин. Мать очистила картошку, как будто хотела положить на сковороду и поджарить, но не положила. Она обложила мне горло картошкой, а сверху туго замотала старым платком.

Я хожу по дому как шальной. Места себе не нахожу, ложусь, встаю, опять ложусь. Башка трещит. Мне кажется, она распухла, как котел. Горло стиснуто точно клещами. Я держу подбородок кверху, в горле пересохло, нарывы, которые содрала бабка Диоайка, все еще саднят. Меня трясет. Зуб на зуб не попадает. Бросает в пот, я теряю сознание. Корчусь, как перед смертью.

А мать — чем она может мне помочь! Вечером она меняет мне картошку. И утром опять меняет…

Только затихли судороги и я заснул, как среди ночи нас разбудил церковный колокол. В него бьют быстро и резко — банг, банг, банг! — бьют только в большой колокол, с низким надтреснутым звуком. Когда бьют в набат, это — знак бедствия. Что случилось? Отец быстро одевается и обувается. Он бежит в примэрию узнать, в чем дело. Брат Ион тоже за отцом увязался.

— Приходи поскорей, расскажи, что там такое, — просит его старшая сестра Евангелина.

— Приду, приду.

— Коли колокол ночью звонит — это не к добру, ох, не к добру это, — шепчет мать. — Должно быть, пришла большая вода. Поди уж затопила дома у реки. Мало нам горя! Верно говорят, беда одна не ходит. А может, война?

— А что такое война? — спрашивает сестра Елизавета.

— Великие муки, вот что! Короли да цари ссорятся между собой из-за богатства, из-за земли и шлют солдат со штыками и шашками убивать друг друга. Паны дерутся, а у холопов чубы трещат… И народ гибнет…

Сестра не очень-то понимает все это. Она раскрыла рот, видно хочет, чтобы ей получше объяснили. Но тут отворяется дверь и входит брат.

— Что там стряслось, Ион?

— Стражники увидали, что в речке вода здорово прибывает. Она затопила все избы у реки, затопила хутор, снесла мост. Тут и стали бить в колокол, чтобы разбудить людей, а то вода затопит их сонных или изба на них завалится. Страсть хотелось мне посмотреть, да отец меня не пустил. Закатил две затрещины и погнал домой.

Брат зевает. Он раздевается и ложится в постель.

— Я думал, там утопленники, хотел на них посмотреть, но покамест никто не утонул…

Отец возвращается только на рассвете. Он застает нас у печки, у огня. Мы грызем кукурузу.

— Просто беда. Вода дошла до самого шоссе. У Кэрэбаша унесло загон вместе, с овцами. У других унесло скотину. Хуже всего во Виорике. Люди голосят, тычутся наобум в темноте. К ним никак не доберешься… Как тут помочь? Вот теперь днем сколотим плот из досок, попробуем добраться до хутора, будем их спасать. Иные со страху вылезли через чердак на крышу, да так и сидят там с женами и детьми…

Я забываю, что у меня болит горло. Так хочется видеть, что творится, что мне уж не до болезни. Я беру с собой горсть жареной кукурузы, чтобы было что грызть, и шмыг в дверь. Только меня и видели. Я иду вдоль железной дороги к станции. Везде вода! Бесконечная вода! Речка — какая там речка — целый Дунай несет деревья, курятники, части повозок, даже крыши домов. Вместе с ними плывут с верховья и дохлые козы, и овцы, и быки, и лошади, и затонувшая птица, корыта и кровати, домашний скарб — все, что унесла, внезапно нахлынув, яростная вода.

Хутор затонул. Ветхие домишки обрушились сразу, как только до них дошла вода. Кирпичные дома еще держатся. Из воды торчат их крыши. Хуторяне в одних рубахах, как их ночью застало наводнение, сидят с ребятишками на пригорке с другой стороны села. Речка унесла их дома, амбары, скот. А они остались в живых. Просто чудо!

— Отец, а как дедушка Алисандру?

— Не знаю. Видать, и до него вода дошла. Нынче узнаем.

Мне так было бы жалко, если бы дедушка Алисандру и бабушка Лулуца утонули… Я так и вижу, как затопило их дом и сад, который казался мне настоящим раем…

Доктор Ганчу, писарь Стэнеску, поп Булбук и жандарм Жувете тоже поднимаются на железнодорожную насыпь, но держатся в стороне от других. Они не в силах оторвать глаз от этого зрелища, точно не могут досыта насмотреться.

Я подхожу к ним, снимаю шапку, здороваюсь. Они мне не отвечают.

— Надо бы что-нибудь предпринять, — говорит писарь.

— Я уже предпринял, писарь, — отвечает Жувете. — Я звонил по телефону в префектуру, чтобы нам прислали из Турну поездом несколько спасательных лодок.

— А что нам с лодками делать? Точно есть что спасать! Кто умер, тот умер. А кто спасся — на здоровье…

— Неверно, писарь, неверно…

— А то как же?

— Ведь у нас наводнение?

— Наводнение.

— А коли наводнение, то надо непременно просить спасательные лодки. Так велит устав, так и действовать надобно.

Староста Бубулете делает вид, что и он принимает участие в разговоре наравне с доктором, писарем и жандармом. Он закуривает папиросу, пускает дым носом и бормочет:

— Какое бедствие, господа, какое бедствие!.. Сроду не видел ничего похожего. Вот вам крест.