Новеллино

Пьетра-пульчина — местечко, расположенное в Беневентской долине[103] и обитаемое грубыми людьми, способными разве что к занятию скотоводством, но отнюдь не к торговле или другим более выгодным промыслам. В наше дни туда прибыл один молодой, недурной собою священник. Умея немного читать, он с помощью мадонны Санта Кроче, единственной заступницы невежд, был назначен главным священником названного местечка; и, несмотря на то что был он скорее лесным бандитом, чем пастырем душ человеческих, он все же приступил, как умел, к отправлению церковных треб, и не только в самом скором времени покумился с большинством мужчин и женщин названного местечка, но в положенное время или когда была особая в том нужда приобщал каждого таинствам духовным. Он был из тех, что не постесняются при случае запихнуть куда следует святого Иоанна, и, часто заглядываясь на свою куму, молодую женщину редкой красоты, которую звали Лизеттой, он кончил тем, что страстно в нее влюбился. Была эта молодка женой одного парня, по прозванию Венецианец, который служил во время последней войны в пехоте, а затем вернулся на родину, чтобы пожать плоды, которые обычно мирное время дарует солдату; ковыряя землю мотыгой и плугом, он честно, в поте лица своего зарабатывал пропитание себе и своей жене.

Молодая женщина заметила, что в нее влюбился кум, которого она считала, благодаря новому его сану, первым человеком на земле, и, сочтя это величайшим для себя счастьем и часто с гордостью о том помышляя, она была готова вполне удовлетворить его желания; так бы оно и случилось, если бы только не муж, малый не промах, который так ревновал свою молодку, что, отправляясь в поле на обычную работу, постоянно брал ее с собой. Но однажды случилось, что молодка, плохо себя чувствовавшая, должна была остаться дома, и муж отправился один со своими волами. Проведав об этом, наш священник решил изведать любовь своей кумы и, подойдя к ее дому, промолвил:

— Добрый день, кума!

На его голос она с радостной улыбкой выглянула из окна и, как следует ответив на приветствие, спросила, куда он направляется в такой ранний час. Ухмыляясь, священник ответил ей:

— Я пришел нарочно, когда кума нет, а ты дома, попросить у тебя кобылу, чтобы доехать до виноградника. Ведь он такой скряга, что не то что прокатиться на ней, а даже посмотреть на нее не позволит.

Лизетта, будучи женщиной неглупой, отлично поняла, о какой кобыле идет речь, и потому с улыбкой ответила ему:

— Милый кум, вы задумали это сегодня неудачно, так как пришли в такое время, когда я при всем моем желании сделать этого не могу. У кобылы до того стерта спина, что нельзя ее вывести из конюшни, так что даже мой муж, решивший было на рассвете прокатиться верхом, должен был по этой причине отказаться от своего намерения.

Священник, хорошо уразумев природу лошадиной болезни, сказал:

— Это нам только на пользу, и все выходит очень кстати, так как я собираюсь дать кобыле столько овса, что она от этого поправится, и буду так умело ею править, что, уверен, другой раз ты одолжишь мне ее с большой охотой.

— Ах, — сказала молодка, — какие вы все самонадеянные хвастуны! Мне не приходилось еще видать больной кобылы, которая бы от этого хоть чуточку поправилась.

— Пустяки! — ответил он. — Помолись богу, чтобы он помог мне, и действие лекарства покажет, насколько оно хорошо.

На это молодка сказала:

— Уходи себе с богом, кум, а дня через четыре или пять, надеюсь, можно будет ее оседлать; тогда мы и попробуем.