Просидел минут десять и решил было уйти, но как раз в этот момент с улицы показался Мусинский. Полковник выступал с гордым видом, помахивая наполненной продуктами сеткой и не замечая гостя, сидящего под деревом. Младенов окликнул его:
— Товарищ полковник!
Мусинский остановился.
— О, майор! — воскликнул он удивленно. — Здравия желаем! По какому случаю? Что-нибудь новенькое?
— Здравия желаем, товарищ полковник! — с улыбкой приветствовал его Младенов. — Я всегда приношу добрые вести хорошим людям!
— И я отношусь к их числу?
— Разумеется.
— Ну тогда отлично! Если не возражаешь, пройдем наверх, в дом… Выпьем по чашечке кофе или, в крайнем случае, отведаем вишневого варенья… Ты любишь вишневое варенье?
— Моя слабость!
— И моя! Ха, там поговорим… Пошли!
Майор Младенов помедлил немного и, подумав, что тут ему легче будет выполнить свою миссию, предложил полковнику остаться во дворе:
— Так солнечно, свежий воздух, зачем забираться в душные комнаты.
— Правильно, — согласился полковник, — в летний сезон я всегда стараюсь больше быть на воздухе. Минуточку подожди, я отнесу продукты домой и сразу же вернусь… Давненько мы не виделись… И я должен тебе рассказать кой-какие подробности относительно нашего молодого соседа, который напоследок… Догадываешься, да?.. Теперь посмотрим, кто заплатит за разбитые горшки!
Мусинский расплылся в улыбке и, словно молоденький, вприпрыжку помчался в дом, сопровождаемый собачонкой.
Майор долго глядел ему вслед и вдруг поддался страху, его даже в дрожь бросило. И совсем приуныл, когда вернулся Мусинский. Только сейчас до него дошло, как трудна его миссия.
— Ну как твои дела, как поживаешь? — начал Мусинский, усаживаясь на скамейку и с любопытством заглядывая в глаза майору.
— Да так себе… неплохо.
— Как идет служба?
— Двигаем помаленьку.
— В последнее время тебя не видно на наших собраниях.
— Очень занят.
— Да, но товарищи сердятся. Особенно бурно шло обсуждение вопроса о хулиганстве. Выявился ряд фактов, о которых народной милиции надлежит знать. Летний сезон благоприятствует подобным действиям. Создалось мнение, что народная милиция не принимает достаточных мер, чтобы кой-кого из молодежи поставить на свое место…
— Факты?
— Сколько угодно! Я хорошо сделал, что отправил Лиляну в деревню… Так что у меня лично нет оснований предаваться страху и жаловаться… Но вопрос принципиальный… Вот, к примеру, наши соседи… Мать в полном смысле слова состарилась!
— И это все?
— А ты что хочешь, товарищ майор? Чтоб головы разбивали у прохожих да чтоб по улицам валялись раненые? Этого что ли нужно дожидаться, чтоб принять меры? Или, может быть, ты ждешь, когда тебе в кабинет станут приносить в мешках изрубленных девиц.
— Ты удивляешь меня, товарищ полковник.
— Почему?
— Послушать тебя, так весь свет потонул в крови, обманах, лжи… Что это за девицы, жены?.. — Майор улыбнулся.
— Чему ты смеешься?
— Просто смешно мне стало.
— Не понимаю твоего спокойствия! — возмущенно воскликнул Мусинский. — Ты прямо-таки ослеп и уже не замечаешь пороков нашей молодежи. Тебя не волнует вопрос, какова она и куда идет. Смотришь со стороны и любуешься… Браво, товарищ начальник!.. Мы можем спать спокойно, не так ли?
Полковник запаса упивался собственным красноречием. Он встал со скамейки и принялся пространно излагать свои мысли, словно находился на квартальном собрании. Майор Младенов терпеливо слушал его, сжимая телеграмму в кармане. И все время думал о том, в какой момент протянуть эту телеграмму воодушевленному оратору. Мусинский продолжал без передышки перечислять пороки молодежи. Будто он копался в каком-то мешке пороков, горстями извлекал их оттуда и с удовольствием рассыпал у ног майора. Чуть приостанавливаясь время от времени, он вопросительно смотрел на своего молчаливого слушателя, словно догадываясь, что тот недостаточно к нему внимателен, и разглагольствовал дальше. Младенов только кивал головой, и словесный град продолжал сыпаться на него. Проговорив так не менее получаса, Мусинский опять сел на скамью. И тут только, вынув телеграмму, майор Младенов подал ее полковнику.
— Прочти, пожалуйста, этот документ!
Мусинский взял смятую бумажку и небрежно развернул ее, как будто она не имела к нему никакого отношения. Майор сильно побледнел и немного отодвинулся в сторонку.
Сначала Мусинский не мог добраться до смысла. Подумал, что дело касается кого-то другого, что речь идет не о регистрации брака, а о заключении какой-то сделки. И это слегка удивило его. Зачем ему эта телеграмма? Что за документ? Но тут же, в этот же самый момент сознание его прояснилось. С молниеносной быстротой он окинул взглядом телеграмму, потом майора и со стоном повалился на скамью.
9