Новеллы и повести. Том 2

— Мальчик мой! Что с тобой сделала эта отвратительная болезнь!..

Женщина бросается к нему и заключает его в свои нежные объятия.

— Осторожно, — говорит он, пытаясь высвободиться. — Эта отвратительная болезнь заразна.

— Не бойся. Ты ведь знаешь, меня никакая болезнь не берет.

Мила действительно не похожа на человека, которому угрожают какие-либо болезни. Она крупная, полная, у нее чистое белое лицо и темные глаза.

— Как ты сумела сюда проникнуть? — спрашивает человек в пижаме после второго объятия.

— Связи с младшим персоналом. А ты как сюда попал?

Он разводит руками.

— Милый мой мученик! — разнеженно выпевает Мила, обнимая его плечи своей полной рукой. — И все-то с ним что-нибудь случается.

— Я, наверное, ужасно выгляжу.

— Для меня ты самый красивый мужчина.

— Это я знаю, — усмехается он. — «Самый красивый», «твой мальчик» и прочее. Но это не мешает мне иметь ужасный вид.

— Когда человек болен, важно, как он себя чувствует, а не какой у него вид. Что говорит врач?

— Он молчит, — отвечает человек в пижаме.

И чтобы переменить разговор, спрашивает:

— Как ты узнала, что я здесь?

— Вчера ведь была суббота. Или ты совсем потерял представление о времени? Я приехала, зашла на минутку домой и сразу — к тебе. Открыла мне твоя старшая, Катя. «Папы нет», — и хотела сразу закрыть дверь. «А где он?» — спрашиваю. «В больнице», — говорит и захлопнула дверь. Не сказала даже, в какой больнице, мне пришлось узнавать у привратника.

Больной улыбнулся, но ничего не сказал.

— Нечего улыбаться. Ты бы лучше поговорил с девочкой. Насколько младшая добродушна, настолько Катя замкнута, строптива. Что я ей сделала? Я могу принести ей только пользу. Ты правда должен с ней поговорить. Не сейчас, конечно, а потом, когда выздоровеешь.

— Поговорю.

— Просто не понимаю, отчего она такая. Сашка не была такой. И ты тоже. Впрочем, с тобой случается. Особенно когда на тебя найдет…

Дверь открывается, и на пороге встает какая-то незнакомая сестра.

— Мы должны исчезать. Главный врач идет.

Мила обнимает больного и горячо целует его полными влажными губами. Потом идет к двери, но на пороге оборачивается и посылает ему воздушный поцелуй.

Что ж, она мила, как ее имя. И даже чуть больше, чем хотелось бы.

Главный врач входит в ту самую минуту, когда человек в пижаме снова собирается выглянуть в окно.

— Ложитесь, посмотрим вас…

Главный врач осматривает больного, но, по своему обыкновению, ничего не говорит.

— Желтизна не проходит? — спрашивает больной, когда врач начинает рассматривать его глаз.

— Пройдет…

Врач уходит, а человек в пижаме остается лежать, рассеянно раздумывая о своей желтухе, детях и Миле.

Мила была давней подругой его жены. «Родство антиподов», — как любила говорить Сашка. Заставая Милу в гостях у жены, он всегда ощущал какое-то легкое возбуждение, смешанное с неловкостью. Своей красивой улыбкой, темными глазами и чувственным телом Мила напоминала ему Катерину, хотя была выше и полнее Рины.

Когда хоронили Сашку, Мила подошла к нему вся в слезах и выразила свое сочувствие. Потом она исчезла. А год спустя неожиданно позвонила по телефону.

Это был скучный вечер, после целого дня утомительных заседаний и после нескольких тщетных попыток снова засесть за давно оставленную рукопись «Труда». Дети в другой комнате уже легли. По радио передавали какую-то невыносимо надоевшую оперу, и ты его выключил. В кабинете у тебя было тихо и почти темно — только настольная лампа бросала на разбросанные бумаги светлый круг. И этот мрак и тишина делали твое одиночество чуть ли не вещественным, так что ты вдруг почувствовал, что и жить тебе в тягость. Хорошо, что в подобные минуты, когда жить становится в тягость, обыкновенно что-то случается и отвлекает от черных мыслей. На этот раз зазвонил телефон.

— Это Петр? Здравствуйте, говорит Мила. Извините, что я так поздно звоню.

— Почему? Наоборот, — пробормотал ты, стараясь, чтоб голос не выдал твоего радостного удивления.

— Я приехала сегодня под вечер, потом была в театре, а сейчас вот иду из театра домой и вдруг решила узнать у вас, как дети.

— Дети в порядке, — ответил ты, не понимая, зачем ей понадобилось все это алиби. — Но вы нас совсем забыли…

— Я вас не забыла. Я даже очень часто думаю о вас, о детях… Просто я не знала, удобно ли мне вас беспокоить.

— Почему же неудобно? Зашли бы как-нибудь…

— С удовольствием. В любое время, когда вам это будет приятно.

— В любое время? Тогда приходите сейчас. Тем более, что вы еще не дошли до дома…

— А детей я не потревожу?

— Дети спят. Не беспокойтесь. Я вас жду.

«Так оно и лучше, — подумал ты, кладя трубку. — Пусть она с самого начала понимает, что пришла ко мне, а не к детям». И ему даже в голову не пришло, что она понимала это еще когда решила позвонить.

Ты так давно не видел в своем доме женщин, что когда Мила вошла, ты ощутил легкое головокружение. Она была в элегантном темном костюме, в котором казалась стройнее, чем была на самом деле, а лицо ее просто сияло от того, что она тебя видит.

— Вот сюда… пожалуйста… — сказал ты, вводя ее в свой кабинет, куда она раньше никогда не заходила.